Замогильные записки Пикквикского клуба

Диккенс Чарльз

— Конечно, сэръ, странность тутъ имется въ нкоторомъ род; да все же это, съ вашего позволенія, совсмъ не то, что случилось однажды съ моимъ отцомъ во время выборовъ въ этомъ же самомъ город. Вотъ, сэръ, штука, такъ штука!

— Что такое? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Кажется, я уже имлъ честь докладывать вашей милости, что онъ служилъ въ кучерахъ, да и былъ онъ слишкомъ толстъ, чтобы заниматься какимъ-нибудь другимъ ремесломъ. Случилось однажды, привезъ онъ свою бричку въ этотъ самый городъ. Были выборы такъ же, какъ теперь, и одна изъ партій предложила ему привезти изъ Лондона джентльменовъ, общавшихся подать свои голоса въ пользу избираемаго кандидата, И вотъ, сэръ, наканун отъзда его вдругъ покорнйше просятъ въ комитетъ кандидата противной стороны для-ради, такъ сказать, нкоторыхъ объясненій по кучерской части. Приходитъ мой родитель, зеркала — уму помраченье; письменный столъ, разноцвтные огни, перья, чернила, груды бумагъ, дюжины дв джентльменовъ — присутствіе, сэръ, во всемъ разгар,- "Здравствуйте,

м-ръ Уэллеръ, здравствуйте! " говоритъ одинъ джентльменъ сановитой физіономіи, — "очень радъ васъ видть, сэръ; какъ поживаете, м-ръ Уэллеръ?" — Слава Богу, — говоритъ мой отецъ, — покорно васъ благодарю, сэръ; вы тоже, надюсь, совсмъ здоровы, покорно благодарю. — "Садитесь, м-ръ Уэллеръ, покорнйше прошу васъ, сэръ, садитесь". Слъ мой отецъ рядомъ съ этимъ джентльменомъ, и минуты дв они пристально смотрли другъ на друга. — "Вы не помните меня, м-ръ Уэллеръ?" — говоритъ джентльменъ. — Нтъ, говоритъ, не могу припомнить вашей милости, — говоритъ мой отецъ. — "А я такъ васъ хорошо знаю, — говоритъ джентльменъ, — я знавалъ васъ еще мальчикомъ: какъ это могло статься, что вы меня не помните, м-ръ Уэллеръ?" — Нтъ, — говоритъ мой отецъ, — не помню, да и только. — "Это очень странно", — говоритъ джентльменъ. — Странно, — говоритъ мой отецъ. — "У васъ, должно быть, предурная память, м-ръ Уэллеръ", — говоритъ джентльменъ. — Предурная, — говоритъ мой отецъ. — "Я такъ и думалъ, — говоритъ джентльменъ: — не угодно ли стаканчикъ пунша, м-ръ Уэллеръ?" — Покорно благодарю, — говоритъ мой отецъ. — Вотъ они, сэръ, сидятъ да пьютъ, пьютъ да говорятъ насчетъ этихъ житейскихъ длъ и обстоятельствъ по кучерской части. Посл третьяго стакана пунша память y моего родителя какъ будто просвтлла, и ему показалось, что онъ точно припоминаетъ черты незнакомаго джентльмена. Сдлали стаканъ гоголь-моголя, для возобновленія знакомства, и тутъ же добрый джентльменъ вручилъ ему банковый билетъ въ двадцать фунтовъ. — "Между этимъ городомъ и Лондономъ прескверная дорога, м-ръ Уэллеръ: какъ вы думаете, сэръ?" — говоритъ джентльменъ. — Тяжеленько, сэръ, нечего сказать, — говоритъ мой отецъ. — "Подл канала особенно дорога никуда не годится", — говоритъ джентльменъ.- зда плохая, — говоритъ мой отецъ. — "Послушайте, м-ръ Уэллеръ, — говоритъ джентльменъ, — вы превосходный здокъ, и мы знаемъ, что вы можете длать съ вашими лошадьми все, что вамъ угодно. Такъ вотъ оно, видите ли, въ чемъ штука, м-ръ Уэллеръ: мы васъ очень любимъ и весьма уважаемъ ваши кучерскіе таланты. Завтра вамъ надобно будетъ привезти сюда нкоторыхъ джентльменовъ. Очень хорошо, м-ръ Уэллеръ: если случится какъ-нибудь, что лошадки ваши заартачатся, какъ скоро вы подете мимо канала, бричка перевалится на бокъ, и джентльмены полетятъ въ каналъ, — разумется, безъ всякаго вреда для ихъ костей, — то мы… вы понимаете, м-ръ Уэллеръ, мы будемъ вамъ очень благодарны за такую ласку". — Господа, — говоритъ мой отецъ, вставая со стула и обращаясь ко всмъ джентльменамъ, — вы народъ очень добрый, и я васъ полюбилъ отъ всего сердца. Еще стаканчикъ пунша за ваше здоровье, и все y насъ покатится, какъ по маслу. — Допивъ стаканъ, родитель мой раскланялся, положилъ деньги въ карманъ и вышелъ изъ дверей. Такъ вотъ оно, сэръ, поврите ли, — продолжалъ Самуэль, бросая невыразимо безстыдный взглядъ на своего господина, — поврите ли, что въ тотъ самый день, какъ родитель мой халъ съ лондонскими джентльменами, его лошади вдругъ заартачились, понеслись, забушевали, бричка опрокинулась, и джентльмены вс до единаго попадали въ каналъ,

— Какъ же ихъ вытащили оттуда? — торопливо спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Дло темное, сэръ, — отвчалъ Самуэль, значительно понизивъ голосъ. — Одинъ пожилой джентльменъ, кажется, совсмъ пропалъ безъ всти… то есть шляпу-то его нашли, это я знаю; но была ли въ шляп голова, это осталось подъ спудомъ. Но всего удивительне здсь то, что бричка моего родителя опрокинулась въ тотъ самый день и на томъ самомъ мст, гд и когда ей слдовало опрокинуться по предсказанію ласковаго джентльмена. Странная оказія!

— Очень странная, — повторилъ м-ръ Пикквикъ. — Однакожъ, вычистите поскоре мою шляпу: кажется, зовутъ меня завтракать.

Съ этими словами м-ръ Пикквикъ сошелъ въ гостиную, гд уже вся почтенная компанія сидла за накрытымъ столомъ. Посл завтрака каждый изъ джентльменовъ поспшилъ украсить свою шляпу огромной синей кокардой, сдланной прелестными ручками самой м-съ Поттъ, и какъ м-ръ Винкель вызвался сопровождать эту леди на кровлю домовъ, ближайшихъ къ мсту будущаго торжества, то м-ръ Пикквикъ и м-ръ Поттъ должны были отправиться одни въ гостиницу "Сизаго медвдя", гд уже давно засдалъ комитетъ м-ра Сломки. Одинъ почтенный членъ, съ лысиной на голов, говорилъ y одного изъ заднихъ оконъ рчь передъ шестью звавшими мальчишками и одной двчонкой, величая ихъ при каждой новой сентенціи титуломъ "итансвилльскихъ согражданъ"; мальчишки хлопали руками и кричали «ура» изо всхъ силъ.

Площадь передъ "Сизымъ медвдемъ" представляла положительные признаки славы и могущества «Синихъ» гражданъ Итансвилля. Были тутъ стройныя полчища синихъ флаговъ, расписанныхъ золотыми буквами въ четыре фута вышиной. Трубачи, барабанщики и фаготчики стояли на своихъ опредленныхъ мстахъ,

дожидаясь извстныхъ знаковъ для начатія торжественнаго марша. Отрядъ констэблей и двадцать членовъ комитета съ голубыми шарфами привтствовали «Синихъ» гражданъ-избирателей, украшенныхъ синими кокардами. Были тутъ избиратели верхомъ на борзыхъ коняхъ и другіе многочисленные избиратели пшкомъ. Была тутъ великолпная каретка, запряженная въ четверню для самого достопочтеннаго Самуэля Сломки, и были еще четыре кареты, запряженныя парой, для его ближайшихъ друзей. На всемъ и на всхъ отражалось всеобщее одушевленіе, жизнь и волненіе: флаги колыхались, толпа ликовала, двадцать членовъ комитета и констэбли бранились, лошади пятились, пшіе гонцы потли, и все, здсь собравшееся, соединилось на пользу, честь и славу достопочтеннаго Самуэля Сломки, заявившаго желаніе быть выбраннымъ депутатомъ отъ бурга Итансвилля въ Нижнюю Палату парламента Великобританіи.

Громко закричали въ народ, и сильно заколыхался одинъ изъ синихъ флаговъ съ девизомъ: "Свобода прессы", когда выставилась въ окн голова редактора "Итансвилльской Синицы", и оглушительные залпы громовыхъ восклицаній раздались по всему пространству, когда самъ достопочтенный Самуэль Сломки, въ огромныхъ ботфортахъ и синемъ галстух, выступилъ на сцену, раскланялся толп и мелодраматически пожалъ руку м-ру Потту, свидтельствуя ему искреннюю благодарность за поддержку, которой удостоился онъ, м-ръ Сломки, отъ его газеты.

— Все ли готово? — спросилъ достопочтенный Самуэль Сломки, обращаясь къ м-ру Перкеру.

— Все, почтеннйшій, все! — былъ отвтъ сухопараго джентльмена.

— Ничего не забыли, надюсь?

— Ничего, почтеннйшій, ничего. У воротъ гостиницы стоятъ двадцать человкъ, которымъ вы должны пожать руки: они умылись и причесались для этого торжества; тутъ же шестеро маленькихъ дтей, которыхъ вы должны погладить по головк и спросить y каждаго — сколько ему лтъ. На дтей совтую вамъ обратить особенное вниманіе; это всегда производитъ сильный эффектъ.

— Постараюсь.

— Да не худо бы, почтеннйшій, — продолжалъ сухопарый джентльменъ, — то есть, я не говорю, чтобъ это было совершенно необходимо, однакожъ, очень недурно, еслибъ вы поцловали кого-нибудь изъ этихъ малютокъ; такой маневръ произвелъ бы сильное впечатлніе на толпу.

— Не могу ли я поручить эту обязанность кому-нибудь изъ членовъ комитета?

— Нтъ, ужъ если цловать, такъ цлуйте сами: эффектъ будетъ врне, ручаюсь, что это подвинетъ васъ на пути къ популярности.

— Ну, если это необходимо, — сказалъ ршительнымъ тономъ достопочтенный Самуэльсломки, — надо поцловать. Теперь, кажется, все.

— По мстамъ! — закричали двадцать членовъ комитета.

И среди дружныхъ восклицаній собравшейся толпы, музыканты, констэбли, избиратели, всадники и кареты поспшили занять свои мста. Каждый экипажъ, запряженный парой, былъ набить биткомъ, какъ сельдями въ бочк. Карета, назначенная для м ра Перкера, вмстила въ себя господъ Пикквика, Топмана, Снодграса и съ полдюжины другихъ джентльменовъ изъ комитета Сломки.

Наступила минута страшной тишины передъ тмъ, какъ надлежало выступить самому достопочтенному Самуэлю Сломки, вдругъ толпа раздвинулась и закричала во весь голосъ.

— Идетъ, идетъ! — воскликнулъ м-ръ Перкеръ, предваряя многочисленныхъ звакъ, которымъ нельзя было видть, что длалось впереди.

Раздались дружныя восклицанія со всхъ сторонъ.

— Вотъ онъ пожимаетъ руки гражданамъ Итансвилля!

— Ура, ур-ра!

— Вотъ гладитъ онъ какого-то малютку по голов! — говорилъ м-ръ Перкеръ восторженнымъ. тономъ.

— Ур-ра! Ур-р-р-р-а-а!

— Онъ поцловалъ ребенка.

Толпа заревла неистово и дико.

— Другого поцловалъ!

Новый оглушительный ревъ и гвалтъ.

— Всхъ перецловалъ! — взвизгнулъ сухопарый джентльменъ.

И, сопровождаемая оглушительнымъ ревомъ, процессія двинулась впередъ.

Какъ, вслдствіе чего и по какому поводу случилось, что на дорог она столкнулась, смшалась и перепуталась съ другою такой же процессіей, и какимъ образомъ окончилась суматоха, возникшая по этому поводу, описать мы не въ состояніи, потому, между прочимъ, что уши, глаза, носъ и ротъ м-ра Пикквика нахлобучились его шляпой при самомъ начал этихъ столкновеній. О себ самомъ говоритъ онъ положительно, что въ ту самую минуту, какъ онъ хотлъ бросить быстрый взглядъ на эту сцену, его вдругъ окружили со всхъ сторонъ зврскія лица, облака пыли и густая толпа сражающихся гражданъ Итансвилля. Какая-то невидимая сила, говоритъ онъ, вынесла его вдругъ изъ кареты и втолкнула въ самый центръ кулачныхъ бойцовъ, причемъ два довольно сильныхъ тумака воспріялъ онъ на свою собственную шею. Та же невидимая сила пособила ему взобраться наверхъ по деревяннымъ ступенямъ, и когда наконецъ онъ снялъ свою шляпу, передъ нимъ были его друзья, стоявшіе въ первомъ ряду съ лвой стороны. Правая сторона была занята «Желтыми» гражданами Итансвилля; въ центр засдали городской мэръ и его чиновники, изъ которыхъ одинъ, — жирный глашатай Итансвилля, — безпрестанно звонилъ въ огромный колоколъ, приглашая почтеннйшую публику угомониться отъ страшной суматохи. Между тмъ м-ръ Гораціо Фицкинъ и достопочтенный Самуэль Сломки, съ руками, приложенными къ своимъ сердцамъ, безпрестанно склоняли свои головы передъ волнующимся моремъ головъ, наводнявшихъ все это пространство, откуда подымалась буря стоновъ, ликованій, криковъ и насмшекъ, — исходилъ гулъ и шумъ, подобный землетрясенію.