Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
"За послдними двумя стаканами Томъ Смартъ обдумывалъ планъ завязать ссору и вступить въ открытую борьбу со своимъ непріязненнымъ соперникомъ; но, не выдумавъ ни синь пороха, ршилъ отправиться въ постель, считая себя злополучнйшимъ созданіемъ въ мір.
"Томъ Смартъ шелъ впередъ по широкой старинной лстниц вслдъ за хорошенькой черноглазой двушкой, провожавшей его со свчою въ рукахъ. Нсколько шаговъ сдлали они счастливо, безъ всякихъ приключеній; но потомъ свча вдругъ загасла отъ сильныхъ порывовъ втра, пробравшагося черезъ щели въ галлерею, и они остались среди лстницы одни, окруженные ночнымъ мракомъ. Могло, впрочемъ, статься, что свчу
"Комната имла огромные размры. На постели, стоявшей посредин, могли бы, въ случа нужды, помститься дюжины дв ребятишекъ изъ мужского пансіона; въ двухъ гардеробныхъ шкафахъ, приставленныхъ къ стн, мотъ бы, безъ малйшаго труда, уложиться походный скарбъ цлой дюжины полковъ; но всего боле поразило вниманіе Тома Смарта странное, уродливое кресло, или, правильне, безобразный стулъ съ высокой спинкой, испещренной фантастической рзьбой, съ цвточной камчатной подушкой и круглыми шишками на конц ногъ, тщательно перевязанныхъ краснымъ сукномъ, какъ будто они страдали подагрой. Насчетъ всхъ другихъ креселъ Томъ Смартъ былъ собственно того мннія, что это — старинныя кресла и больше ничего; но этотъ спеціальный предметъ, нисколько не похожій на своихъ товарищей, отличался такими затйливыми и фантастическими формами, что онъ, повидимому, никакъ не могъ оторвать отъ нихъ своихъ глазъ. Около получаса просидлъ онъ на одномъ и томъ же мст, обращенный спиною къ камину и погруженный въ таинственное созерцаніе, принимавшее постепенно самый восторженный характеръ.
"— Чортъ бы его побралъ! — проговорилъ, наконецъ, Томъ Смартъ, начиная раздваться и продолжая глядть на старинный стулъ, поставленный y изголовья его постели. — Въ жизни не видалъ я такихъ уродовъ и не увижу никогда. Этакой анафема!
"Онъ покачалъ головой съ видомъ глубокой мудрости и опять взглянулъ на кресло. Запутываясь больше и больше въ своихъ мысляхъ, онъ летъ въ постель, прикрылся простыней и погрузился въ сонъ.
"Минутъ черезъ двадцать онъ вскочилъ на своей постели, пробужденный тревожными и шумными видніями долговязыхъ гостей и пуншевыхъ стакановъ. Первый предметъ, обрисовавшійся въ его воспламененномъ воображеніи, былъ опять фантастическій стулъ.
,- Мошенникъ! — проворчалъ Томъ Смаргь, подернутый судорожною дрожью. — Я не стану смотрть на него!
"Онъ повалился на подушки, прищурилъ глаза и старался уврить себя, что спитъ крпкимъ сномъ. Напрасный трудъ! Передъ умственными взорами его заплясали, закривлялись уродливые стулья, прыгая по спинкамъ другъ друга и выдлывая самыя безстыдныя гримасы.
"— Этакая притча! — проговорилъ Томъ Смартъ, высовывая свою голову изъ подъ теплой простыни. — Ужъ лучше же стану я смотрть на одинъ дйствительный стулъ, чмъ на неистовыя полчища подобныхъ ему призраковъ.
"И онъ точно принялся смотрть, усердно, пристально, неподвижно; но вдругъ передъ его глазами начали совершаться чудодйственныя перемны. Рзьба спинки вытянулась, выпрямилась и постепенно приняла фигуру безобразнаго старика съ морщинистымъ лицомъ. Камчатная подушка превратилась въ жилетъ стариннаго фасона; круглыя шишки
"Томъ Смартъ, надобно замтить, былъ забубенная каналья первой руки, и притомъ въ его желудк еще варились и кипли стаканы пунша. Сначала онъ струхнулъ немного, но потомъ запылалъ, такъ сказать, величайшимъ негодованіемъ противъ старика, моргавшаго на него съ такимъ отчаяннымъ безстыдствомъ. Наконецъ, онъ не вытерплъ и сказалъ сердитымъ тономъ:
"— Зачмъ ты пялишь на меня свои безстыдныя бльма?
"— Теб на что? — проговорилъ безобразный старикашка, вытянутый фертомъ. — Смотрю и длаю, что хочу, a ты можешь себ бсноваться, сколько угодно, Томъ Смартъ.
"И онъ страшно оскалилъ зубы, какъ орангутангъ, согбенный преклонностью лтъ.
"— Какъ ты знаешь мое имя, старый хрычъ? — спросилъ Томъ Смартъ, приведенный въ нкоторое смущеніе. Онъ старался, однакожъ, показать, что совсмъ не труситъ.
"— Вотъ ужъ это и не дло, Томъ Смартъ, — отвчалъ старикъ обиженнымъ тономъ, — благородное красное дерево Испаніи заслуживаетъ нкотораго уваженія съ твоей стороны; a ты, между тмъ, вздумалъ обращаться со мной такъ, какъ будто я былъ хрупкій орховый стулъ новйшаго фасона. Стыдно теб, братъ Томъ!
"И, говоря это, старый джентльменъ принялъ такой гордый видъ, что Томъ струсилъ не на шутку.
"— Извините, сэръ, я не имлъ никакого намренія обижать васъ, — проговорилъ Томъ Смартъ смиреннымъ и даже нсколько униженнымъ тономъ.
"— Ну, ничего, когда-нибудь сочтемся, — сказалъ старикъ. — Оно, можетъ быть, и правда, что ты не думалъ обижать меня. Томъ…
"– Что вамъ угодно?
"— Я знаю тебя, Томъ, отлично знаю. Ты вдь, любезный, мошенникъ.
"– Помилуйте…
"— Ничего, ничего, это я такъ примолвилъ ради начинающейся дружбы, a главная штука вотъ въ чемъ: ты бденъ, Томъ, очень бденъ.
"— Ваша правда, — сказалъ Томъ Смартъ, — но какъ вы это знаете?
"– Объ этомъ рчь впереди, любезный другъ, но сквернйшій анекдотъ состоитъ собственно въ томъ, что ты горькій пьяница, Томми.
"Томъ Смартъ приготовился дать клятву, что онъ терпть не можетъ крпкихъ напитковъ; но въ эту минуту взоры его встртились съ пронзительными глазами старика, читавшаго, казалось, въ глубин его души самыя тайныя мысли. Онъ покраснлъ, прикусилъ языкъ и замолчалъ.
"— A вдь признайся, любезный, y тебя разгорлись глазки на вдову: лакомый кусочекъ, нечего сказать, а?
"Здсь старый хрычъ закатилъ свои глаза, припрыгнулъ на своихъ коротенькихъ ногахъ и принялъ такую сладострастную позу, что Томъ Смартъ невольно удивился легкомысленности его поведенія — въ такія преклонныя лта!
"– Я вдь опекунъ этой вдовушки, Томъ Смартъ!
"– Право?
"— Я теб говорю: я зналъ ея мать и бабушку. Бабушка была влюблена въ меня и подарила мн вотъ этотъ жилетъ.