Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
— А, этот тоже слышал! «Ша! Мойша не знает — Мойша сделает!». Он? — продолжал веселиться тайный властелин.
— Он самый, — улыбнулся и я. — Вот и у нас так же вышло.
— А на той земле, что ты на карте показывал, тоже казачья вольница будет? — фаталист со скептиком, благостно улыбавшиеся при нашем лёгком, дружеском почти что, разговоре, разом дёрнулись. Вот он, тот самый момент, когда за чередой простых вопросов шилом в бок влетает сложный.
— Нет, Михаил Иванович, — снова честно ответил я. — Посмотрите на меня — где я и где вольница? У меня жена, дети, друзья, мама с братом. Мне нельзя в Бельдяжки, — да, шутка из фильма была не вполне к месту, но уж как смог. И очень повезло, что он смотрел это кино. Хотя менее острым
— Я там всё честно рассказал. Именно так и хочу. Чтобы пару улиц в лесу, и чтоб народ там жил мирно, дружно, и без чужих-незнакомых — только свои, — продолжил я. Хотя скептик рекомендовал закрыть рот уже давно, громко и очень настойчиво.
— А потом — договариваться к царю-батюшке поедешь, как создашь свой рай на земле? — внимательно, очень внимательно он смотрел.
— А до «потома» дожить ещё надо. Но, если всё будет так, как мы прикидываем — обязательно, — кивнул я.
— «Мы»? — в голосе Второва как-то удивительно сочетались стальная твёрдость и определённая мягкость. Будто в хорошо смазанном затворе.
— Да, мы — я, Тёма, Серёга. Друзей подтяну обязательно — кому там жить, в лесу, если не друзьям? Это ж не хуторок на три сарайки, там, если я правильно понял, хватит земли.
— Правильно ты понял, хватит. И я, надеюсь, правильно тебя понял. Буду надеяться дальше, что всё у вас получится, ребята.
За такими разными беседами полтора часа полёта проскользнули — не заметил. Вроде только взлетели — а уже посадка.
На белом поле возле берега, очень похожего на тот, что привиделся во сне, стояли в ряд три чёрных вертолёта. На нашем был разделённый круг. На соседнем, точно таком же, странная эмблема: двойная окружность, вроде колеса, а в ней — какой-то ромб, украшенный подковами, внутри которого — равносторонний крест. На фреску из древнего храма было похоже. На третьем же — овал, в котором торчал не то большой кинжал, не то небольшой меч. Эмблема Фонда, где руководил товарищ Директор. «Слетелись, как эти…» — недовольно прокомментировал фаталист.
Мы отошли от вертушек подальше, вдоль по берегу. Выданные перед вылетом комплекты утеплённого камуфляжа делали нас одинаковыми и похожими со стороны, наверное, на бизнесменов и военных, что прилетели на охоту, чтобы за рюмкой чаю обсудить важные общие интересы. Что, в принципе, не так уж и далеко было от правды. Тут и военных хватало, и деловых, и интересы были ох какие важные. Да и охота намечалась нешуточная. Только за добычей предстояло гоняться не только в горизонтальной, но и в вертикальной плоскости.
Глава 15
Откуда что берется
Начали, как принято в определённых кругах, с планёрки, летучки или накачки, совмещённой с раздачей ценных указаний. Товарищ Директор, пошептавшись возле своего вертолёта со Второвым и владыкой Ларионом, видимо, на предмет вновь открывшихся в ночи обстоятельств, махнул рукой. После чего священник направился к нам с Тёмой, смолившим поодаль, куда меня за рукав оттянул пожаробезопасный Головин. А к Александру Васильевичу и мощному старику подтянулись двое одинаковых военных, с одинаковыми лицами и осанками. Посмотрев в планшет, что держал в руках эрудит и умница, одинаково кивнули, отметили что-то в своих приборах, похожих на крупные, матёрые выживальческие смартфоны в бронированных бамперах, и разошлись к своим группам. Одна, возглавляемая тем «одинаковым», который едва заметно отличался от коллеги аккуратной бородой, построилась в направлении стен монастыря. Вторая, от которой не доносилось ни звука, а команды передавались, будто на языке глухонемых, нацелилась прямо через реку — туда, где в просвете деревьев она соединялась с озером, название которого я забыл. Третья команда, к которой подошёл старший Головин и в которой я, кажется, различил мощную фигуру Сани и большой рюкзак Витька, направилась к нам. Но не сразу.
—
— Доброе утро! — ответили мы хором, будто весь вечер тренировались.
— Михаил Иванович обмолвился, что ты можешь рассказать мне что-то важное о ком-то из моих, скажем так, коллег, — осторожно и издалека начал он.
— Здесь неподалёку покоится бывший монастырский келарь, — начал я, предположив, что святой отец имел в виду именно этого коллегу. Потому что других я, откровенно говоря, и не знал. — Он просил похоронить его по-правильному, потому как прикопали тогда в спешке, без отпевания и прочего.
— Откуда тебе известно слово «келарь»? Оно не самое распространённое, — уточнил владыка ровным, но каким-то излишне сухим тоном, суше, чем вьюга в лютый мороз. Аж колол он, тон тот.
— В книге какой-то читал, не про того ли самого Степана Тимофеевича ли, не вспомню с налёту. Да и сам он представился именно так.
Я покосился на Тёму чуть удивлённо и будто бы ища поддержки — чего, мол, они? Не джентльмены, что ли? Не верят на слово? В ответ получил от него редкий по яркости эмоций взгляд и мимику, сочетавшие суровое профессиональное одобрение действий того, кто вёл допрос, некоторое пренебрежение к дилетанту-допрашиваемому и еле заметную капельку жалости к обоим. Ко мне и к нему самому, то есть. Довели же Боги снова так встрять с этим Волковым! Сперва влипнет в заваруху — а потом лицо делает, как древняя старуха из глухой деревни, впервые попавшая на приём к гинекологу. Ясно же, как день, что чем важнее вопрос и задействованные интересы — тем более тщательной будет проверка. Сегодня важность была представлена тремя крайне авторитетными гражданами, что представляли интересы денег, власти и веры.
— Что ещё он рассказал? — пожалуй, таким голосом вполне мог бы говорить и папаша Мюллер.
— Он представился келарем Василием. Сказал, что игумен Никита направил его с донесением к воеводе Вельяминову. Указал место, где найти его самого. Ну, останки, то есть. Где лежит дореволюционный клад, что спрятали купцы. Что под монастырём двенадцать келий с казной. И что на озере неподалёку лежат под камнем ларцы, что свезли туда по приказу Марфы Ивановны, инокини и царицы, супруги патриарха Филарета, — выдал я всю правду разом, повинуясь решительным советам не выделываться, хором озвученным фаталистом и скептиком.
— Келий нашлось при раскопках всего девять. Вероятно, ты сможешь помочь обнаружить ещё три, — будто бы раздумывая, проговорил святой отец. Но глаз с меня по-прежнему не сводил, и под их прицелом было всё так же неуютно. — Что в ларцах великой старицы Марфы?
Он проговорил титул размеренно, будто сообщал, как надо правильно говорить «Товарищ генерал армии, Начальник Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации» дебиловатому курсанту. Мне, то есть.
— Об этом монах не сообщил, — лаконично и сдержанно ответил я, проигнорировав предложенный внутренними паникёрами вариант — гаркнуть, выпучив глаза: «Не могу знать, Ваше Высоко-пре-о-свя-щен-ство!!!».
— Хорошо, — кивнул отец Ларион, оглянувшись в сторону выстроившейся своей когорты. Мы с Головиным незаметно выдохнули. А там, ближе к монастырю, что-то начиналось.
Сперва, ещё в процессе допроса, то есть задушевной беседы со святым отцом, реалист услышал что-то вроде «Сколько? Пропустить!» со стороны группы фельдмаршала. Потом со склона из-за деревьев потянулась цепочка тёмных фигур, вспарывая предутренний зимний мрак лучами мощных фонарей. Через несколько минут, как раз к финалу нашего общения с батюшкой, на берег, к вертолётам, вышла группа монахов. Все в чёрном, только у шедшего третьим — высокий белый головной убор. Валенки, рясы, полушубки — всё сливалось и смазывалось с непроглядней темнотой, особенно за их диодными прожекторами, смотревшимися на тихом берегу тревожно.