Запрет на любовь
Шрифт:
— Едем за ней?
— Да, но сначала заберём нашу драчунью.
Фоном слушаю их беседу. Наблюдаю за Джугели через открытое окно. Залипаю.
Перед нами тормозит мерс. Оттуда выходит мужик в костюме. Судя по тому, что он открывает перед ней дверь, — личный водила.
— Здрасьте, Ян Игоревич! — одноклассницы, проходящие мимо, расплываются в улыбках и, глупо хихикая, дружно машут моему отцу.
Идиотки, блин.
Тата походкой фотомодели
«Ни завтра. Ни в воскресенье. Ни когда-либо».
Посмотрим…
— Зачётные ноги у этой вашей новенькой, — констатирует отец.
— Угу.
— Па! Ну вы вообще оборзели! Я же тут! — верещит Милана, вскрывая коробку. — Надоели все! Только про эту Джугели и болтают.
— Джугели… — задумчиво произносит батя, выезжая на дорогу вслед за мерсом.
— Синицына сказала, что она — большая шишка, — делится последними сплетнями систер, успевая уплетать при этом пиццу.
— Очень знакомая фамилия, — хмурится отец, глядя на номера затормозившей у светофора тачки.
— Да нет вроде.
Через десять минут оказываемся около спорткомлекса, расположенного прямо у береговой линии.
— Мне, что ль, идти опять? — недовольно ворчит Милана.
— Да, сгоняй, пожалуйста, зай. Пусть лишний раз не злит тренера своей рожей.
Это про меня.
Раньше я тренировался здесь у Сабурова. Все детские и юношеские годы провёл вон в том зале. Посещал вместе с Дэном секцию боевого самбо.
Пока меня оттуда не выперли за очередную драку вне ринга.
Смотрю на знакомых пацанов, направляющихся к дверям комплекса со спортивными сумками в руках, и ощущаю, как грудь заливает горячее и едкое чувство зависти.
Парни здороваются с Миланой. Оборачиваются, видят наш внедорожник. Машут мне.
Вскидываю ладонь в ответном жесте.
Ждут, что подойду, но я не хочу.
— Что у тебя с этой девчонкой? — прилетает от отца.
— С какой из? — уточняю, поворачиваясь к нему.
— Под дурака не коси. Я про ту, с ногами от ушей.
— А… Про Джугели.
— Обижаешь её? — сканирует мою тушку долгим, внимательным взглядом.
— Нет.
— Что-то замышляешь? — прищуривается.
Отрицательно качаю головой.
— Не вздумай прессовать её и мстить за то, что слила вас ментам.
— Не собирался. Чё наезжаешь по беспределу?
— Смотри мне, Абрамов! — давит интонацией.
— Тебе не о чем беспокоиться, бать.
— Очень на это надеюсь, — хмуро взирает на меня исподлобья.
Глава 16
Тата
Кто-то
Прерываюсь в очередной раз, оставляю сочинение, беру телефон в ладонь и решаю всё же ответить.
— Алло.
— Тата…
— Папа! — задушенно шепчу. — Привет.
— Как ты, дочь?
Из-за волнения не сразу получается выразить свою радость оттого, что я, наконец, слышу его голос.
— У меня… — прочищаю горло. — У меня всё в порядке, пап.
Язык не поворачивается жаловаться.
— Зарецкие приняли тебя хорошо?
— Выделили мне личного водителя и самую большую спальню в доме.
— В школе как дела? Ты учишься? — спрашивает строго.
— Да.
— Тебе экзамены сдавать в этом году.
— Знаю. Не переживай, я подтянусь. Чем ещё мне тут заниматься? — смотрю на книжки, сложенные горой на столе.
— Страдаешь по теннису?
Сразу же понимает, о чём контекст.
— Десять лет моей жизни, как никак.
— Тата, Яров запросил баснословную сумму денег. Мои счета сейчас арестованы, так что ничем пока не могу тебе помочь.
— То есть вариант его переезда больше не рассматривается? — скрыть огорчение не удаётся.
— Нет. Из-за тебя одной тренер не станет менять место работы. Рассуди по-взрослому. Где Москва со своими возможностями и где эта деревня зачуханская?
— Я всё понимаю, но он ведь сам говорил, что я у него одна из лучших.
— Одна из, но не лучшая, — больно ударяют по самолюбию его слова.
— Ясно.
— Сконцентрируйся пока на других вещах.
— На учёбе, я помню, — расстроенно поджимаю губы. — Когда ты заберёшь меня?
— Послушай, Тата, — вздыхает так тяжело и устало, что у меня сердце щемит. — Я понимаю, ты не в восторге от происходящего, но другого выхода пока нет.
— Ну ведь мог оставить меня в Москве, — всё же упрекаю.
— Ты сейчас про семью Горозии?
— Да.
— Я доверяю этим людям, но не настолько, чтобы поселить свою дочь в дом жениха до свадьбы.
— Зато я могла бы продолжить заниматься тем, что люблю.
— Тема закрыта, — припечатывает тоном, не терпящим возражений.
— Когда тебя отпустят? — боюсь получить его ответ, но не задать этот вопрос не могу.
— Пока не знаю. Идёт следствие.
— Дед сказал, что ты там надолго. Это правда?
Глаза наполняются слезами, а плакать ведь вообще не моё.
— Не буду тебе врать. Расклад неблагоприятный.
— Ты нашёл людей, которые могут помочь? — раздражённо вытирая щеку тыльной стороной ладони.