Запрет на любовь

Джолос Анна

Самоуверенный донельзя.

На самом деле, мне очень понравилась песня. Музыка, голос. Сочетание речетатива и мелодии. Барабаны.

Цепляет. Но он, естественно, об этом не узнает.

Захожу во Френдап. Вижу, что и правда был в гостях, понаставил лайков под моими фотографиями, а где-то даже оставил комментарии.

Удаляю. Заношу его в блэк лист.

Не знаю, что за игру ведёт Марсель, но мне она точно не по душе.

«Накинув плащ», перехожу к нему на страницу.

Смотрю новые снимки, которые выложила ему на стену сестра.

Какая-то студия. Его друзья. Ромасенко с одурелыми глазами долбит по барабанной установке. Горький стоит за клавишами, карандаш в зубах. Сам Марсель с сосредоточенным выражением лица читает текст с листка. Жестикулирует поднятой вверх рукой. Погружён в процесс полностью.

«Уже скоро парни дадут жару. На подходе новый хит». Подписано внизу.

Листаю. Там есть и другие свежие фотографии. Одна из них с пожилым мужчиной презентабельного вида.

«Лучший в мире адвокат. Лучший в мире дед»

А, ну теперь мне всё предельно ясно. Он его и отмазал от тюрьмы. Вот вам весь секрет того, как решились созданные им проблемы.

Следующая фотка с собакой и смеющейся младшей сестрой, повисшей на его крепкой шее.

Рубашка расстёгнута. Шевелюра растрёпана. Недовольно хмурится, но уголок губы подёрнут вверх.

Долго и внимательно рассматриваю снимок. Опять испытываю странный диссонанс. Этот парень и тот, которого видела на пляже, — будто бы два абсолютно разных человека.

Чувствую, что машина останавливается. Сбрасываю страницы. Вытаскиваю наушники.

— Это здесь, — бабушка Алиса улыбается, и конкретно сейчас это очень сильно раздражает.

— Прекрасно, — даже не пытаюсь скрыть сарказм.

— Тебе понравится, вот увидишь, — смотрит в окно на толпу собравшихся.

— Мне не нужен этот поход.

— А Матильда Германовна считает, что нужен.

Закатываю глаза.

— Если весь коллектив туда идёт, то и ты должна. Она говорит, что это поможет тебе сблизиться с ребятами.

— Ни с кем из них сближаться я не собираюсь.

— Ну брось, Тата! Тебе целый год учиться в этом коллективе. Надо потихонечку обзаводиться друзьями.

— Может, я как-нибудь сама решу?

— Обижаешься? — вздыхает и кладёт свою ладонь поверх моей.

— Нет. Просто терпеть не могу, когда мне что-то навязывают.

Вытаскиваю руку и, едва Пётр Ильич открывает дверь, выхожу.

— Ваши вещи и вода.

— Спасибо, — забираю у него бутылку и пухлый рюкзак. Закидываю на плечо.

— Хороших выходных, милая, — доносится в спину.

Да она, блин, издевается…

Иду ближе к толпе. Там

Шац отмечает присутствующих.

— А вот и наша модница прикатила, — фыркает Зайцева.

Ковалёва, смерив меня презрительным взором, кривится.

Дуры, ну и вырядились. Кто надевает юбку в поход?

— Тише, ребята! Мешаете! У нас перекличка! — осаживает Матильда небезызвестную мужскую компанию.

Парни, как обычно, громко смеются и общаются.

— Ромасенко, притушись! Никого не слышу! — ругается она. — Ковалёва. Ковалёва?

— Да здесь я! Чё орать?

— Мало каши на завтрак съела?

— Какая каша! Я в пять-то еле встала, чтобы успеть к семи накраситься.

— Хоспаде. Котов?

— Здесь.

— Лиговская?

— Тут.

Останавливаюсь возле классного руководителя. Натыкаюсь глазами на Абрамова.

Он жуёт жвачку. Резко поворачивает голову, перехватывая мой взгляд.

Отворачиваюсь.

— Чё, соседка, тоже не в восторге от происходящего? — рядом со мной материализуется чернокнижница Илона. Именно так окрестил её вчера Ромасенко.

— Опять ты.

— Я взяла с собой таро.

— А мне к чему эта информация?

— Могу сделать расклад на тебя и Марселя. Хочешь?

— Хочу, чтобы ты от меня отстала.

— Фу, как недружелюбно. Не будь я законченным интровертом-одиночкой непременно обиделась бы.

— Я не расстроюсь.

— Привет, девочки!

Ещё одна.

— Как настроение? Надеюсь, хорошее? — бодрым голосом интересуется Филатова.

— Настроение перманентно-дерьмовое, Поль, — зевая, отвечает ей Илона.

— Фух… А я чуть не опоздала! Представляете, у меня батарейки на будильнике сели. Хорошо хоть организм в пол седьмого дал команду встать. Ужас. Подвела бы вас всех.

— Филь, не хочу тебя расстраивать, но семеро одного не ждут. Это не твоя бабуленция сюда топает?

— Аполлинария! — зовёт её та. — Ты забыла пирожки!

— Ой…

Девчонка быстрым шагом спешит к ней. Забирает пакет. Целует старушку в щёку и возвращается.

— Угощение для ребят, — изъясняется, запыхавшись.

— АПОЛЛИНАРИЯ! Эй! — ржут с неё Ковалёва и Зайцева. — Звездец прост. Чего мы ещё о тебе не знаем?

Филатова густо краснеет.

— С чем запрещёнка? — интересуется Свободный.

— Картошка, капуста, печень.

— О май гад. Тренер, прости.

— Вот, — она раскрывает пакет, когда Денис подходит к нам.

— Хера се, твоя бабка напекла. Целую кастрюлю, — присвистывает.

— Вообще-то, я сама пекла. По бабушкиному рецепту конечно, но…

— Реально сама? — удивляется он.