Запрет на любовь

Джолос Анна

В итоге, на концерте наше рэп-поздравление произвело фурор. Мы, можно сказать, порвали зал. И педколлективу, и школярам трек зашёл на ура. Ролик с видосом целую неделю вирусился по чатам школы и города. Собирал лайки и комменты в обсуждениях.

Публика просила есчё. На Новый Год кавер Бумбокса подготовили, а потом пошло-поехало. Чё только не пели. До фига всего.

В десятом к нам присоединился Свободный, перешедший в наш класс из параллельного. Мила завела нам канал на онлайн-платформе, и мы потихоньку стали пилить туда контент.

А потом

случилось это: меня со скандалом турнули из спортивной секции за драку. Драка, само собой, была из-за девчонки. (С которой я, кстати, вроде как расстался по собственному желанию). Но не суть. На почве накатившего депрессняка меня прорвало. Именно тогда и начал мутить авторское.

— На припеве если так сделаем? — Горький закусывает губу и наигрывает свой вариант.

Бормочу текст себе под нос. Сбиваюсь дважды. Матерюсь. На третий раз, наконец, попадаю в ноты. Получается допилить весь кусок и я понимаю, что так действительно звучит круче.

— Нормас.

— Да это топчик!

— Мне нужна моя партия, гении грёбаные, — хмурится Дэн, у которого с творческим воображением не лады.

— Набросаю чуть позже, давайте ещё раз прогоним, — включаю диктофон, чтобы записать ту версию, к которой пришли по итогу.

Ромасенко кивает, ставит бутылку с водой на пол и садится за барабанную установку.

— Раз, два, гоу.

Не знаю, как объяснить, но в такие моменты, как сейчас, всегда ощущаю какой-то охренительный подъём и запал. Раньше казалось, что по-настоящему кайфовать я способен только тогда, когда швыряю кого-то на татами. Но нет. Музло и мотоцикл кавасаки, подаренный дядей Беркутом, в тандеме привнесли в мою жизнь абсолютно новый спектр эмоций. Мне удалось переключиться. Без этого я бы точно загнулся и потерял себя, ведь всё равно до сих пор не могу смириться с тем, что больше не занимаюсь самбо. Фишка же в том, что бросил секцию не по собственному желанию. Это противоречит моей философии. Потому и не могу никак успокоиться. Как там психологи это по-умному называют? Незакрытый гештальт? Вроде того?

— Мама мия! Никак будущий хит? — восторгается старшая из ведьм, материализовавшаяся буквально из ниоткуда.

Милана время от времени тусит здесь с нами, ведь иногда я использую её голос для партии женского вокала. Как бы эта девчонка не бесила меня порой, но с возложенной на неё миссией она всегда справляется.

— Поднимайтесь наверх, мазэр зовёт всех ужинать.

— Батя дома?

— Да. В кабинете работает. Точнее пытается под этот ваш грохот. Прикиньте, какой-то шейх из ОАЭ хочет, чтобы он спроектировал ему хоромы.

— Офигеть.

— Вот это я понимаю востребованный архитектор, — хмыкает Ромасенко.

— Если всё срастётся, он опять уедет, — расстроенно ноет систер.

— Ненадолго же.

— Какая разница!

— Ладно, погнали наверх, — кладу свои листы поверх нотных набросков Горького. Вот уж реально непонятная для меня хрень.

Толпой поднимаемся на первый этаж. Шумно заваливаемся с пацанами на кухню, но там они, уже по обыкновению,

затухают. Один суровый взгляд моего отца — и происходит мэджик. Парни затыкаются и становятся лучшей версией себя. Потому что в присутствии матери и Софии по-другому нельзя.

— Рассаживайтесь. Проголодались, мальчишки?

— Капец как.

— Слона сожрать готов. В смысле съесть, — исправляется Дэн.

— Ты сегодня не на тренировке?

— У меня выходной типа, — голодным взглядом изучает всё то, что есть на столе.

— Как папа?

— У него новая пассия. Модель из Краснодара. Не умеет ничего, только прикладывать его карточку к терминалу.

— Полезный навык, — смеётся мама, нарезая хлеб. — Мил, тарелки.

— Несу.

— Короче, Дэнчик подыхает от голодухи. Еду вынуждены на постой заказывать из рестиков, — продолжает за него Ромасенко.

— А твои как дела, Максим? Ты подстригся? — отвлекается от нарезки, рассматривая его.

— Угу, — недовольно пыхтит тот.

— Мне нравится.

— Давай своего тоже так обкарнаем, — предлагает батя.

— Не-е-ет, Ян. Ни за что. Это — фирменный знак Абрамовых, — ставит перед нами кастрюлю с котлетами и треплет меня по кучерявой башке.

— Он выглядел ужасно, когда его побрили из-за вшей, — ржёт коза Милана.

— Вообще-то, именно ты из сада их и принесла.

Пожимает плечами. Типа «И что с того?».

— Я помню, — смеётся Горький. — Нелли Равилиевна не узнала его, наорала и прогнала из кабинета, отправив к своим.

— Петросян обозвал Марселя бильярдным шаром, — добавляет Ромасенко.

— И получил за это по роже, — цежу сквозь зубы.

— Да, где-то в альбоме есть фотка этих двоих безволосых, — кивает мама на нас с ведьмой. — Максим, вчера Светлана Николаевна нам звонила. У вас всё в порядке?

— Нет, — коротко обозначает он ситуацию.

— Ушёл из дома — не будь законченным говнюком, напиши матери, где ночуешь, — наставляет отец. — Она ищет тебя по всему городу.

— Напишу.

— Эй ты! — грозная София показывает Дэну кулак. — Дай остальным взять. Куда нагребаешь столько котлетосов?

— Сорян, — друг примирительно выставляет руки.

— Сонечка, не надо так. Угощайтесь, ребята. Салат, нарезка, макарошки, овощи.

— Сядь, Дарин. Руки у всех есть. Дальше самообслуживание, — сообщает отец, обращаясь к нам.

Но какой там.

— Паш, а ты чего у меня без тарелки? — всполошившись, мать встаёт со стула и достаёт из шкафчика посуду.

— Не заслужил, — подкалывает его Ромасенко, толкая локтем в бок. — Да, Милан?

— Пропустила. Вас слишком много, — бубнит та в ответ.

— Да, тесновато, — соглашается с ней недовольная София.

— Девочки, перестаньте. Разве так можно? Будьте гостеприимными. Паш, как вы отдохнули с родителями в Анталии?

— Неплохо.

— Он татуху себе набил, тёть Даш, — сливает его Дэн. — Шац в шоке.

— Да ты что? Где? — она удивлённо округляет глаза.

— На спине.

— Покажешь?