Запретный французский

Грей Р. С.

— Это так жалко, — говорит Нелли, корча гримасу, как будто ей неловко за меня.

Студенты начинают собираться, стремясь занять места в первом ряду на шоу Блайт.

Она смотрит на формирующуюся толпу, и ее глаза властно блестят. Она живет ради внимания, чего бы ей это ни стоило.

— Ребята, вы это видели? — спрашивает она, протягивая им маленький листок бумаги.

Толпа наклоняется, чтобы получше разглядеть.

Она не успевает закончить предложение, как мой мир рушится. Как только слышу, как она говорит:

— Посмотрите,

она хранит под… — знаю, что они нашли.

Знаю, что она скажет «своей подушкой», и знаю, что за этим последует — «его фотографию!»

— Чью? — кричит кто-то сзади.

— Эммета!

Фамилия не нужна. В этой школе, в этой жизни есть только один Эммет, который имеет значение.

— Боже мой, она любит его, — заявляет девочка из моего класса английского.

Мальчик, которого знаю по уроку искусства, говорит:

— Она вырезала его фотографию из ежегодника, как какой-то преследователь.

Слово «урод» с шипением проносится в воздухе, вонзаясь в сердце, как стрела.

— Возможно, есть и другие.

Кто это сказал, я не могу понять наверняка. Слезы уже начинают скапливаться в уголках глаз. Скоро они упадут.

— Тебе нужно быть осторожной, Блайт. Не могу поверить, что тебе приходится спать рядом с ней.

На мгновение представляю, что бы сделала мама в такой ситуации, какие слова сказала этим людям. Она бы уничтожила их. Они бы склонились перед ней, когда она закончила.

И, чего бы это ни стоило, я стараюсь. У меня сводит челюсти. Губы раздвигаются, но затем падает первая слеза, останавливая мое мужество и слова.

Коллетт, девушка постарше, которая тусуется с Эмметом и его друзьями, пробирается сквозь толпу и переступает невидимую границу, отделяющую меня от всех остальных.

— Блайт, ты иногда бываешь такой маленькой дрянью, знаешь об этом? Верни бедной девочке ее фотографию.

Она выхватывает листок из рук Блайт и смотрит на него. Ее губы складываются в идеальную удивленную букву «О». Я отчаянно жалею, что несколько недель назад, в ночь перед моим тринадцатилетием, нарисовала сердечко в самом верху. Моя красная ручка начертала безошибочное признание.

— Это твое? — спрашивает она, глядя на меня карими глазами, полными жалости.

Я все еще формулирую ответ, пытаясь решить, как ответить на этот вопрос правдиво, когда ее взгляд поднимается над моей головой к человеку, стоящему позади.

Преданная до мозга костей героиня, Коллетт пытается повернуть фотографию, чтобы спрятать, но человек за моей спиной уже увидел ее. Знаю, что это он, даже не оборачиваясь. По тишине, воцарившейся в небольшой толпе, понимаю, что случилось худшее. Объект моих фантазий, объект моей тайной фотографии находится здесь, став свидетелем самого неловкого момента в моей жизни.

— Вы все такие жалкие, — хотелось бы мне, чтобы он сказал. — Лейни, пойдем.

В этой фантазии он брал меня за руку и уводил от дрянных девчонок, ставя их на место.

Реальная жизнь по сравнению с этим так болезненна. Его молчание — это кислота

на мои и без того открытые раны.

Дрожа, оборачиваюсь, чтобы посмотреть и убедиться. Я должна знать.

Эммет стоит перед своими друзьями, пристально глядя на меня. Я удивлена гневом на его лице, темные глаза никогда не казались такими напряженными. Я чувствую, его раздражение, направленное на меня, словно это физическая сила. Это последний сокрушительный удар в пытках Блайт. Она нашла себе неожиданного союзника, и я уверена, что она с трудом может поверить в свою удачу.

Резко развернувшись, чтобы уйти, вырываю фотографию из рук Коллетт, в спешке отрывая уголок. Мне все равно, что я убегаю. Как всегда, я даю им то, что они хотят.

Стараюсь держаться от них как можно дальше. Иду к соснам у озера, самым высоким на дальнем берегу, и медленно опускаюсь, прислоняясь к стволу. Подтянув колени к груди, смотрю на его изображение, теперь уже испорченное, порванное, помятое и испачканное грязными руками Блайт. Руки трясутся от ярости. В порыве неповиновения и гнева начинаю рвать снимок. Затем, орудуя пальцами, как совком, вгрызаюсь в почву под ногами, снова и снова. Зарываю маленькие кусочки, зная, что ничего не вырастет.

Конечно, нет. Я не сажаю семена, я их закапываю.

Еще не закончив, уже сожалею о содеянном.

Оплакиваю потерю фотографии, как только она исчезает.

Глава 7

Эммет

У меня есть список заданий, которые нужно выполнить, прежде чем смогу уйти из Сент-Джонса. Я уже сдал выпускные экзамены, но мне нужно вернуть библиотечные книги, собрать вещи в общежитии и провести встречу с мисс Дюваль, школьным методистом. Каждый студент посещает ее четыре раза в год. Ей далеко за семьдесят, она грузная, и у нее нет времени на чужое дерьмо.

— Вы опоздали, — говорит она мне, когда вхожу в кабинет.

— Прошу прощения.

Занимаю отведенное мне место на диване напротив ее кресла. Она никогда не сидит за столом. Хочет, чтобы студенты чувствовали себя непринужденно, поэтому кабинет оформлен как гостиная — с потертой мебелью, лампами и безделушками.

— Все в порядке. После этого у меня перерыв на обед, мы задержимся на десять минут.

Я не спорю, не хочу усложнять ей работу. Мисс Дюваль всегда умела находить общий язык со студентами. Даже когда я был маленьким, она относилась ко мне с большим уважением, чем я, вероятно, заслуживал.

— Что это за книги? — спрашивает она.

Она имеет в виду стопку, которую я положил на диван рядом с собой.

— После мне нужно сходить в библиотеку. Я хранил их в комнате последний год. Уверен, библиотекарь захочет их вернуть.

Она изучает их, кажется, впечатленная выбором.

— Я и не знала, что ты такой заядлый читатель.

Пожимаю плечами.

— Помогает скоротать время.

Она смеется.

— Ты говоришь, как заключенный.

Поднимаю бровь, как бы спрашивая: «А разве нет?»