Запретный французский

Грей Р. С.

Она едва ли первая, кто сообщает мне о походах Эммета. За последние несколько недель, это единственное, о чем со мной хотят поговорить:

— Вчера вечером он был с потрясающей женщиной в клубе «Сомерсет».

— На аукционе в Бостонской публичной библиотеке он шел под руку с женщиной.

— Мне показалось, что вчера вечером я видел его с кем-то на улице Сореллинас, но, возможно, ошибся…

Хоть я и хотела, чтобы сердце стало черствым, но, оказывается, невозможно не чувствовать себя уязвленной. Каждая история так же болезненна,

как и предыдущая. Эммет, похоже, намерен разгуливать по городу с таким количеством женщин, с каким только сможет, и я уверена, что этим дело не закончится. Я давлю на раны, представляя, как он забирает их домой в конце ночи, ползет к ним, точно так же, как он делал это со мной на пирсе в Италии… его губы накрывают их губы, тяжелое тело прижимает их к кровати…

Когда Диана и Виктория уходят, бабушка встает, и вся тщательная грация и элегантность, которые она излучала последние два часа, мгновенно улетучиваются.

Она поворачивается ко мне, выражение ее лица становится убийственным.

— Он выставляет тебя дурой! — шипит она, глядя так, словно надеется, что я разделю ее ярость.

Я протягиваю руку и осторожно ставлю недопитый чай на кофейный столик, избегая ее взгляда.

— Он волен поступать, как ему заблагорассудится. Мы не женаты, — ровным голосом отвечаю я.

— Вы обручены и весь мир знает об этом! Дело не в церемонии или дурацком свидетельстве о браке.

— Не думаю, что это имеет значение…

— Имеет, но ты слишком молода и наивна, чтобы понять. А может, тебе просто все равно, но ты сделаешь, как я говорю, и приведешь его в чувство.

Я почти смеюсь.

— Ты слишком переоцениваешь меня, если думаешь, что это возможно. Эммет не подчиняется никому, кроме отца.

Я ошибалась, полагая, что это положит конец тираде. Если уж на то пошло, я только что усугубила ситуацию.

— Тогда, я полагаю, мне придется поговорить с ним.

Съеживаюсь и немедленно встаю, пытаясь поймать ее, прежде чем она выйдет из комнаты.

— Нет, пожалуйста…

Но она уже приняла решение. Не сомневаюсь, что в эту самую минуту она звонит Фредерику.

Глава 26

Эммет

Во мне живет гнев, который я не могу подавить. Если я занят, я могу почти забыть о его существовании, но он всегда на заднем плане, на слабом огне.

Всю вторую половину ноября и начало декабря я работаю как вол. Мотаюсь туда-сюда из Нью-Йорка в Париж. Я близок к завершению сделки по приобретению компании Leclerc & Co., и у меня было четыре встречи с командой реставрации из «Бэнкс и Барклай» по поводу новой штаб-квартиры GHV в Бостоне.

Я также продвинулся вперед в обустройстве своего дома. Хотя он и далек от завершения, в нем можно жить. Пирс Уотерхаус закончил меблировку нескольких комнат на первом этаже, и этого достаточно, чтобы я мог съехать из отеля Mandarin Oriental за две недели до Рождества.

Как только заканчиваю распаковывать последнюю коробку, я сожалею о своем решении.

В городе уже становится одиноко. Дни становятся короче, ночь с каждым днем наступает все раньше. Снегопад не прекращается, и из-за погодных условий все вынуждены сидеть по домам. В Mandarin Oriental я мог бы выпить что-нибудь в баре или поужинать внизу и почувствовать себя не таким одиноким и брошенным. В моем тихом доме это не так просто.

Праздники вступают в свои права. Здания по всему городу украшаются красными бантами и мерцающими огнями,

а я, как Скрудж (прим. — персонаж повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь»), ненавижу все это и мечтаю, чтобы праздники прошли побыстрее. Кажется, счастливые семьи следуют за мной, куда бы я ни пошел. Я прохожу мимо детей, лепящих снеговиков, туристов на коньках, импровизированного киоска с горячим какао, которым заведуют две сестры с темными косичками, украшенными на концах зелеными и красными бусинками.

— Мистер! Эй, мистер! Хотите горячего шоколада?! — спрашивает меня младшая из них.

— Нет, — ворчливо отвечаю я, ускоряя шаг.

Клянусь, у нее на глазах выступили слезы. Я делаю всего два шага, после чего тяжело вздыхаю, поворачиваюсь и достаю из бумажника пятидесятидолларовую купюру, чтобы положить ее в пластиковый стаканчик, который до сих пор был наполнен только мелочью.

— О! СПАСИБО!

Я планирую провести Рождество, прикованным к рабочему столу. На самом деле, это вынужденная мера. Сейчас невероятно напряженный сезон для GHV. На четвертый квартал приходится больше всего заработков, и именно в это время приходится тушить больше всего пожаров. Даже Александр, кажется, сосредоточен на работе, что для него большая редкость.

Кроме этого, ничего не изменилось, в том числе в отношении помолвки с Лейни.

Отец нанял свадебного организатора после вечеринки по случаю помолвки, на которой я не присутствовал, но я заблокировал ее адрес электронной почты, а когда она создала еще один, заблокировал и его. Если свадьба и состоится, я ничего об этом не знаю.

Недавно мне позвонил папа, и как только я ответил, он стал упрекать и ругать меня на французском. Неблагодарный. Глупый. Импульсивный.

— Ты выставляешь ее на посмешище, разъезжая по городу с разными женщинами.

Ее — это Лейни.

— Мне все равно, есть ли у тебя любовницы, но ты будешь вести себя так, будто я правильно тебя воспитал. Ты будешь вести себя прилично и проявлять к Дэвенпортам больше уважения, чем сейчас.

Он решил, что его тирада убедит меня подчиниться, но я повесил трубку и позвонил Миранде, чтобы сказать ей, что мы должны пойти на ужин. Неважно где, это не имело значения, лишь бы было похоже на большой средний палец для отца.

Все это время, в суматохе праздников и ссор с отцом, у меня выработалась привычка, на которую я стал полагаться, секрет, который не раскрываю никому, кроме своего водителя, да и то только потому, что он принимает в нем непосредственное участие. По вторникам и четвергам, во второй половине дня, если у меня перерыв между встречами или я свободен, я говорю ему ехать к Моргану, и когда мы приезжаем, он паркуется перед галереей и не глушит «Рендж Ровер». Я не планирую выходить из машины, и он это знает.

Вместо этого я сижу и всматриваюсь в окна от пола до потолка в поисках Лейни. Мне не всегда везет, но иногда удается увидеть ее. Однажды она стояла прямо у входной двери и разговаривала с пожилой женщиной. Я не знал, кто она — художница, коллекционер, дилер, но они о чем-то увлеченно беседовали, и выразительная улыбка Лейни почти ощущалась через стекло. Я бы просидел так весь день, если бы позволял график.

В другой раз я застал Лейни, когда она уходила с работы, закутанная в толстый слой одежды, что я едва мог разглядеть ее лицо. Я посмотрел на небо, обеспокоенный тяжелыми облаками и обещанием еще большего снегопада. Тротуары уже были покрыты несколькими дюймами снега.