Затмение: Корона

Ширли Джон

— На чёрном рынке циркулируют различные наркотики, — пояснил Гиссен, явно следя за своим акцентом.

Уотсон зыркнул на него. Клаус по телефону отдавал приказы хопперам игнорировать егернаут и сосредоточиться на Тринадцатом центре переработки. Какого хрена этот сумасброд-фетишист выражается так туманно?

— На чёрном рынке всегда циркулируют наркотики!

— Но не всегда это военные препараты, — сказал Гиссен. — Иногда — ja [34] , иногда — нет. Теперь у нас... мы засекли сделки с экспериментальными боевыми наркотиками американской армии. Оксиконтин, стимуляторы, транквилизаторы. Я склонен полагать,

что некоторые наши охранники их используют. Я подозреваю также, что террористы Сопротивления продают им эти препараты под... прикрытием. Понимаете ли, не так давно атаки на часовых ВА вокруг егернаутов и других боевых установок были весьма часты. Эти снайперские атаки достигли пика примерно две недели назад, а потом резко сошли на нет, как раз когда уличные барыги начали торговать этими... наркотиками.

34

Да (нем.).

Уотсон тупо смотрел на него. Гиссен всего несколько часов тут провёл! Как ему удалось столько расковырять? Наверное, он что-то предварительно расследовал. Наверное, понял, что его скоро вызовут.

Уотсон прокашлялся и неловко соврал:

— Но мы, э-э, разумеется, в курсе происходящего.

Гиссен не сдержал самодовольной ухмылки.

— О, не сомневаюсь. Но связь вполне очевидна: снайперские атаки террористов Сопротивления вызвали у охранников постоянный страх за свою жизнь, затем через посредников те предложили им наркотики, зная, что часовые в подходящем для этого настроении. Аддикция отравляет нашу армию, ослабляет её — и позволяет врагу получить доступ к чувствительным местам. Наркоман с радостью продаст секреты и выдаст коды — даже от егернаутов, ja?

Уотсон проглотил слюну.

— Это работа Стейнфельда. Он изобретателен.

Гиссен кивнул.

— Я пришёл к такому же выводу. Стейнфельда предпочтительнее наметить главной целью, чем Торренса, хотя он не в такой степени уязвим эмоционально.

Уотсон сморгнул.

— Вы собираетесь добраться до Торренса через его эмоции?

— У них что-то вроде ракет земля-воздух! — каркнул голос на аварийной частоте. Это говорил пилот второго хоппера, кружившего над Тринадцатым ЦП. — Они ускользают...

Час от часу не легче. Цифровое изображение пьяно заплясало и погасло. Партизаны сбили хоппер.

— А что там с первым хоппером? — крикнул Уотсон.

— Он под огнём отряда НС, засевшего на крыше с пулемётами, — пояснил Клаус.

— Вели ему убираться оттуда, это приманка! Пускай вылетит на улицы и остановит этот гребаный грузовик!

— Егернаут ему мешает. Он блокирует хоппер. Они набирают высоту, но...

— Микроволны... — Из первого хоппера. — Микроволновый луч гребаного егер...

Крик, приглушённый помехами на канале. Ещё один экран погас.

— Почему бы не вызвать туда второй егернаут? — предложил Гиссен.

Уотсон вызверился на него, разряжая гнев:

— Потому что, чёрт подери, у нас только один запасной егернаут, а это место у чёрта на рогах! Нельзя провести егернаут по центру города! Французы тут уже чуть с ума не посходили, когда один из наших дуболомов развалил их проклятую Триумфальную Арку. Егернауты предназначаются для атаки на города, полностью контролируемые врагом — это осадное оружие, итить твою мать! Мы и так едва их успокоили после того случая, нагромоздили одну сказку на другую, — мы просто не можем себе позволить выпустить эту хреновину в центр города, потому

что она, блин, разрушает всё на своём пути!

— Конечно, конечно, им нужен особый маршрут. Я беру своё предложение обратно, герр Уотсон. Я ошибся. — Гиссен улыбнулся тонкой, омерзительно сочувственной улыбкой.

Клаус напряжённо слушал очередной телефонный доклад; Уотсон видел, что новости хреновые.

— Ну что там, Клаус?

— Грузовики! Егернаут полностью утрамбовал наших, и партизанские грузовики улизнули. Они битком набиты евреями и неграми!..

Иногда все планы человека воплощаются удачно; иногда синхронность оборачивается благосклонностью; иногда выпадает счастливый случай.

Когда такое происходит, можно отдохнуть от страхов и весело солгать себе, что и дальше всё будет хорошо. (А иногда так и получается. Иногда.)

Вернувшись на базу, Торренс испытал такой прилив духа, какого не помнил за собой уже год или два. Во-первых, ему полегчало оттого, что они доставили вызволенных узников туда, где о них позаботятся неравнодушные и помогут самым крепким выбраться из города — среди парижан сотни неравнодушных сотрудничали с НС. Узников, которым пришлось хуже всего, погрузили на «поезд подземки» — перевезли на носилках по старым туннелям метро на север, где другие партизаны ждали их, чтобы распределить по тайным госпиталям и препоручить сочувствующим докторам. Дело потребовало кропотливой подготовки, но всё прошло на ура, и партизаны были очень довольны.

Другая удача: там, в назначенном для встречи месте, на разбомблённой площади в северном Париже, где эвакуационные грузовики разгружали многострадальных пассажиров, оказался Смок. Он был не один, а с американским журналистом по имени Норман Хэнд.

Хэнд и его ассистент-технарь снимали спасённых беженцев на видео и брали интервью у тех, кто мог говорить. Смок с колоссальным удовлетворением наблюдал, как скепсис Хэнда тает и сменяется ужасом.

Потом они перебрались на базу; после «пулевого ливня» перестрелки место это показалось им благословенным приютом. Включили нагреватель, сварили мясную баланду и немного риса для шестерых мужчин-беженцев, которые подались в НС. Роузлэнд сам накормил их, едва сдерживая слёзы от счастья. Торренс думал: Даже если мы ничего больше не добьёмся, мы уже внесли свою лепту. Спасли от фашистов сотни человек. И среди них были дети.

Ему было немного жаль, что егернаут пришлось бросить. Он бы с превеликим удовольствием повёл его к штаб-квартире Второго Альянса и стёр её с лица земли, отплатив фашистам той же монетой за Триумфальную Арку. Но по дороге туда егернаут бы неминуемо раздавил многих гражданских. Так что вместо этого партизаны разрушили пару асфальтовых и железных дорог, по которым велось снабжение фашистов, и подорвали егернаут.

Теперь Торренс сидел в углу рядом с трескучей электропечкой, ел суп и думал про Клэр — а ещё про свою сестру Китти. У Китти ребёнок, она работает с мужем в Колонии; оба счастливы и горды, что прошли через ад вместе и получили новые посты. У Китти всё отлично. Его другое беспокоило.

Письмо от Клэр — вполне дружеское, но слегка иррационально раздражённое. Словно она его упрекала, что является ей на ум, когда столько работы. Ему бы это письмо понравилось, будь там хоть намёк на любовь. Наверное, она целеустремлённо пытается забыть их роман. Она чуть не прямым текстом ему намекала, чтоб нашёл себе другую... пассию.

Пока есть время, просто живи, писала она. Постарайся согреть себя, хоть я и понимаю, как это тяжко. Попробуй открыться людям. Это тоже важно, чтобы выживать.