Затмение: Полутень

Ширли Джон

Собрав остатки мужества, он просунул пальцы в щёлку и потянул за дверь. Дверь без труда утянулась в стену.

Маленькое помещение за ней было заставлено ящиками, консолями и прочей аппаратурой связи и вычислений. Загадочная сложность её ошеломила Расса.

Надо было с собой технаря взять, подумал он. Я запутаюсь.

Но он решил отправиться один, потому что помнил, как всё обернулось в прошлый раз. Погиб человек. На сей раз Расс рисковал только своей жизнью. Дурак

ты. Фантомная вина.

Он испытывал вину не только за это. Он был директором СБ и не предотвратил гибель команды ремонтного модуля номер семнадцать.

Двадцать минут у него ушло на сличение увиденного со схемой на второй странице руководства. Затем он отыскал непримечательный металлический ящичек, содержавший узел управления системами жизнеобеспечения Станции, сиречь остатки Римплерова мозга.

Он открутил болты и открыл ящичек. Внутри находился ещё один ящичек, поменьше, чёрный, в паутине проводов. Выглядел он стачанным на скорую руку.

Вот оно. Большая часть живого человеческого мозга в маленьком ящичке. Всё, что осталось от этого человека: амбиции, мечты и неутолимая иррациональная ярость.

Он отсоединил провода и трясущимися руками извлёк ящичек.

— Прости меня, — сказал он. Обязан был. — Покойся с миром.

Расс вставил на место ящичка чисто электронный компонент, сверяясь со схемами.

Потом, крепко сжимая в руках ящичек цереброкомпьютерного интерфейса, нашёл обратную дорогу и вернулся на энергоузел. Спустя час Колония засияла, как новогодняя ёлка.

Расс сам отнёс ящичек с остатками мозга Римплера к воздушному шлюзу. Ему показалось, что он чувствует сочащуюся из ящичка дикую, бессильную ярость. Но, разумеется, это ему только показалось.

Он оставил ящичек внутри шлюза и пошёл к панели управления.

— Загерметизировать, — приказал он.

Шлюз закрылся.

Расс смежил веки и вознёс молитву, оканчивавшуюся словами: ибо прах ты и в звёздную пыль обратишься; стань же частью её навеки. Сделал знак технику, тот нажал кнопку и открыл воздушный шлюз вакууму.

Металлический ящичек засосало в космос и унесло.

Остров Мальта

Каракос вошёл в комнату и почувствовал на себе ненавидящий взгляд Торренса. Тот стоял у окна: Каракос заметил его краем глаза.

Стейнфельд лежал на койке, уставясь в потолок. Левассье сидел на краю койки рядом, глядя в пол. Один смотрит вверх, другой вниз: комичная картинка.

Каракос чувствовал растущее в комнате напряжение; подобно расширяющемуся пузырю, оно выталкивало его наружу, поэтому он остался в дверях и сказал:

— Стейнфельд, мне передали, что ты меня вызывал?

— Лайла умерла.

— О Боже. Господи. Нет.

— Да.

— Засада... это просто ужас был. Меня самого несколько раз чуть не застрелили, — сказал Каракос. — Мне повезло.

— Да.

— И... мне очень грустно слышать, что...

Стейнфельд

перебил его.

— Я тебе это говорю, потому что решил тебя назначить радистом вместо Клэр. Они с Лайлой были очень близки. Не хочу, чтоб её отвлекали мысли о... в общем, ей нужно отдохнуть. Ты теперь подотчётен...

Торренс пересёк комнату и остановился у койки, глядя на Стейнфельда. Он старательно делал вид, что не замечает присутствия Каракоса.

— Это... — Он потряс головой, словно не в силах поверить услышанному. — Это глупо. Ты его радистом собрался назначить? Он же знает, что мы скоро делаем отсюда ноги.

Каракос глянул на Торренса.

— Что?..

Стейнфельд фыркнул.

— Вот видишь? Он не знал. Но я собирался ему рассказать, всё правильно. Да, Каракос, пора двигать ластами. Мы отбываем всего через два дня. Всё НС. Мы переезжаем на новую базу в Италии. Через сорок восемь часов нас тут уже не будет.

Каракос чувствовал, что маска с него сползает. Ему захотелось вскрикнуть: Чёрт бы тебя побрал, это днём раньше, чем нужно! Но он сказал только:

— В Италии? А где?

— Стейн-фельд... — предостерегающе протянул Торренс. — Нельзя ему говорить, особенно если он теперь наш радист...

— Заткнись! — бросил Стейнфельд, метнув на Торренса яростный взгляд. У него был вид человека, разгневанного собственной усталостью. — Этот человек на меня уже много лет работает. Я его лучше знаю, чем тебя. Я больше не потерплю идиотского самоуправства в наших рядах.

Торренс гневно зыркнул на отступившего Каракоса, стремительно прошёл мимо него к двери и удалился по коридору.

Стейнфельд сказал:

— Мы переезжаем на базу недалеко от города Бари, на побережье Адриатики.

— Бари?! — Каракос был ошеломлён. Бари и его окрестности представляли собой твердыню ВА. Там всем заправлял человек по фамилии Теллини, а по кличке Глоткорез. Майор ВА, который отказался от использования газовых камер и других способов массового убийства, сочтя их экономически невыгодными. Отводишь их к морю, режешь им глотки, сталкиваешь вниз со скалы, раз-два-три. Никаких тебе массовых захоронений, от которых потом воняет, никаких тебе дорогущих газовых камер. Просто, эффективно и быстро. Глоткорез хвалился, что в окрестностях Бари ни одного партизана не осталось.

Стейнфельд едва заметно усмехнулся.

— Ты, кажется, удивлён. Ты наслышан о Теллини. Я тебя сейчас ещё больше удивлю. Теллини из наших. Не только у ВА есть экстракторы. У нас тоже; один, только один, в Риме... Лучший спец Уитчера экстрагировал Теллини и внедрил ему подсознательную директиву. Раз за разом он делает то, чего мы от него хотим, и не запоминает этого. Он прикроет нашу базу и даже не поймёт смысла своих действий. ВА, если что, может его сколько угодно на экстракторе проверять: ничего они не найдут. Но директива там, в глубине... — Он встал и опустил крепкую руку на плечо Каракоса.