Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

149

Машинам не нужен ты боле, Столетия мучил и ныл. Уж звезды – длиннейшие роли Без будки суфлерской луны. И любят быстрей, экономней… В смолистые щели спешат. А то, эту музыку помнишь, – Про тело забыла душа. Один лишь не хочет сдаваться, Безумец упрямый один. Поэтом зовут его вкратце Подробнее – свиток в груди.

150

Ее,

быть может, из Нью-Йорка Везли в Москву 15 дней. Дымя паршивою махоркой, Задумывался князь над ней. В застенках фабрики бумажной В чанах с горючей кислотой Ее ласкали не однажды Горючей лаской трудовой И вот бескровною страницей Распята на столе моем. И за строкой строка садится Голодным черным вороньем. Шакалом ветер там на крыше… Влюбился в мертвую трубу. И на добычу месяц вышел, Как птица смерти – марабу.

151

Вскипают сумерки, и кружит. В сосудах улиц снег бурлит. Вздымает крышку… Там снаружи Зари холодный сердолик Дома в очках зажженных окон, Вращают желтые белки. Желудок комнаты жестоко Варит кислятину тоски. Ты – клавиши бульваров… Кто ты? На снеговых пюпитрах крыш Ты перелистываешь ноты, На чем попало струны злишь. Ты черной молнией заставишь, А не строкою петь тот гром, Когда страниц белейших клавиш Коснусь я в эту ночь пером.

152

На череп Африки, на череп Европа лапой золотой. Мадонны, тайные вечери Хранятся нежно в лапе той. И караванами миражи В мозги песков издалека. И Клеопатрою лебяжьей В горбах молчания река. И люди черные, как копоть, Все ночи корчатся в мечте О снежных женщинах Европы, О снежном сахаре их тел…

153

Все, чьи яблоки глаз созрели В красном саду человечьем, Все, чьи раковины ушей На звездный песок в этот вечер, Всё до млечных ожерелий Из бездн несгораемых вынувший… С гор золотых заката В дол закопченный сойдемте. Тянет ночь папиросу-луну. Звезды нюхают яд синеватый. Хлеба строф нарежем ломти И в площади, что город протянул. Улицы-руки устали давно уж, Пахнут, как потом, бензином. Голод витрины с клыками разинул. Мы толпу хлебом строф до блаженства. В рукаве тротуара, как нож, Снег тела женственного…

154

Как

тога желтая Пилата, Замаслен истиной закат. Сказки, скажи, какая плата В твой тихий безнадежный ад? Пусть мир на мастера клевещет, Пусть жарко молится тайком. Огонь прилизан гладко к вещи И желтым выпрыгнет хорьком. И формы все он передушит, Как желтых пухленьких цыплят. И новые вольются души, Иные раны заболят. И гром земных лабораторий В мильоны миллионов вольт. Шекспира на ином просторе Иной увидит Мейерхольд.

155

В край далекий, дан который Человеку на земле. Я иду, тащу просторы, И в снегу страниц мой след. Я не знаю, чем отмечу Каждый шаг мой, каждый стих. Может, солнце мне навстречу На ходулях золотых. Может, снимет полнолунье Свой цилиндр и, кривясь, Мелкой звездочкою плюнет В фиолетовую грязь. Я ж иду, иду сегодня Как вчера, третьего дня, В край, что лед на солнце поднял, В край, что там внутри меня.

156

Столетий плыли корабли, Земли пахали сон глубокий, И терном песен обросли Поэтов каменные щеки. Ловили слезы, звезды все Зрачками жадными глотали. И урожаем синей стали Иных миров взошел посев. И звон не молкнет ни на час, Стального слова звон жестокий. И вьются, громами стучась О скалы туч, златые токи.

157

Ты тянешь в топкий снег тетради, Твой зов, и ласков он, и строг. Ладонью знойной череп гладит И гонит кровь по жилам строк. То стаей волчьей загорится, Зрачками с отраженьем звезд, Иль то серебреников тридцать, Столетьям отданные в рост. И воет млечный в небе черном, И на земле метелей вой. Слова – ветвящиеся зерна Той песни мира бредовой.

158

Земля, ты готовишь постель нам, Покрышку кует тишина… В прыжке изогнулась смертельном Наездницей тонкой луна. Для звезд безопасною сеткой Качается млечный гамак. И звезды глотает нередко Голодный поэт или маг. Луною накурено густо. Заждался и город, и весь… Приди с головой Заратустры, Топор золотой свой повесь.