Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

169

О ты, полярные края чьи Белками спят под хвоей век, Водою разума стоячей Благословенный человек. Тебе я ночи, а не маю. И я не плачу, не смеюсь. Миров я глыбы понимаю, И как храпит я слышу Русь. Но в это утро вся нагая, Как луч, вселенная легка. Сочится солнце, обжигая Мне губы золотом соска. И я смеюсь, дитя вселенной. Смеюсь

и плачу наяву. Ее Марией и Еленой В пещере ночи я зову.

170

Полно валандаться Вам, облака. Кистью голландца – Нынче закат. Звезды пульсируют В каменном лбу. Греют за сирую Землю борьбу. Шея разогнута, Всё перебрал. Сумрак до золота Режет Рембрандт.

171

Сырые строки… Боком голым Торчит немытый матерьял. А тут мануфактурный голод, И вечер лысый шапку снял. С галерки «рыжего» кричали… Жаровни глаз моих, – углей, Не любит публика печали. Зови на казни веселей. Перо галопом бури мчится, Ломает в строфы, поперек… Из тряпок снежная страница, Из снежных женщин тряпки строк.

172

Завянут кудри серебром, Золой застынет каждый стебель, Червонной кочергой на небе И на земле последний гром. В телесных зорях, в покрывалах Был огненный души балет. Зачем пера пернатый след, – Ни черт не знает, ни Аллах… У кленов золотая проседь, Серебряная у людей. Темницу вечности забросит Цветами скуки скучный день.

173

Тишина железо точит. Звезд застенок – небосвод. В каждом ухе молоточек Стремя знойное кует. Завтра важно и сердито, Меч креста омыв слюной, Выйдет солнце-инквизитор В камилавке золотой. Сапогами огневыми В огневые стремена, Чтоб огнем Исуса вымыть, Чтоб простором спеленать. А потом под сводом вечным С лунным колесом любви Дыбой вытянется млечный, И запляшет звездный Витт.

174

Миров неведомые части. До скуки перегружен мир. И путь прокладывает мастер Между машин и меж людьми. В зеленом сумраке усталый Глядит в пылающую даль, Там трупы скучные, как скалы, Там мертвая, как мрамор,

сталь. Их пламень мертвый неподвижен, И без морщин небесный холст. И пламень – мед, и ночка лижет Златыми язычками звезд. И мастер, оттого устал он И плавит медом бытие, И сам он стал материалом, И путь сквозь сердце он свое. А там иной, неуловимый За низкими плетнями строк… Там сказки ада – херувимы, Тот путь неведомо широк.

175

Эти сочные звезды созрели, Медом зорь налились, янтарем… Скоро золотом их ожерелий Мы подвалы поэтов набьем. Постучатся ресницами к славе Все, кто жаждой затишья больны. Ночь калошами облак раздавит Надоевший окурок луны. Позовет нас проснувшийся хаос, Будет космоса рвать он печать. Будет ветер глухой, задыхаясь, На последнюю астру ворчать. В эту ночь на тебе заиграю, Всю тебя я сыграю огнем. Улыбнувшись надзвездному краю, В эту ночь мы на землю нырнем.

176

Нервный ветер у ворот На кого-то рвет и мечет. Замечтался юный вечер, Ловит звезды лунный рот. Звезды вьются из реки. Звезды точат свод хваленный. Звезды – нервные комки Истерической вселенной. Пара глаз – замочных скважин. Два затвора хладных век. Вот и всё. Как был отважен Тот, кто звался человек!

177

Созвездья, падайте от смеха, Копайтесь в животе ночном. Я в этот мир на вас приехал С довольно странным багажом. Не знаю, где и с чем граничит Мой каждый шаг, мой каждый стих, На белом мраморе страничек Я в ночь раскладываю их. И всё, чем Русь дурачил Киев, Чем в Азию Египет ныл… Ах, эти праздники людские Для нас давно отменены. И не люблю я эти звоны, Любима ты, свирель пера. Страница в час святой, бессонный Моя маца и просфора.

178

Всю ночь не молкнет звезд набат. Луна, как воротник Медичи. И где-то женщины визжат, И муж бульварный ищет дичи. Ни жен голодных не щадят, Ни детской юбочки короткой. А фонарей на площадях Просвечивают подбородки И мелом там луна в затишьи, Благословляя с высоты, На стенах и на спинах пишет Свои бездушные кресты.