Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

159

К созвездью Лиры, к Андромеде, К созвездью Геркулеса – мы. С оркестрами закатной меди, С ковригами и солью тьмы. Есть там заоблачная Персия… Клубится млечный там кальян, Из радия там вьется песня, Строфа из звездного колья. Туда, туда гребем, быть может, Туда летим наверняка… Длинней и звонче всех гармошек Разверзлась

млечная река.

160

Мне счастья иного не надо Средь жизней и жизненных бед. Как мать ребенку рада, Так рад строке поэт. Тропа, что змея золотая, А ветер, как пес, у ворот. Заря стеной Китая Мне мудрость стережет. Есть в мире безумная прелесть: Терять, без возврата терять… В боях леса разделись, Сдались за ратью рать.

161

Я знал, что буду я отвержен, Что к черту буду послан я, И стал от пламени я тверже И сел быстрее на коня. Лети, лети, мой конь крылатый, Снопами пламени храпи. Не кожа ли на мне, как латы? Не терем ли заря в степи? Туда, туда за алым тыном, Внеси меня в тот яркий дом, Чтоб сердце сжечь в хмелю пустынном И, как пустыня, золотом.

162

Вином зари клубится вечер, До лунной кости жжет, мутит… Одни и те же звезды мечет На уж давно седом пути. Зрачками огненными тихо То вечность синяя глядит. И знает лишь одна волчиха, Кто там смеется впереди. И молоком неутолимым Творцов грядущего поит, Чтоб Тибрами иные Римы Струили жалобы свои.

163

Влюбленный вечер засмеялся И грустным юношей умолк. С ножом луны за фунтом мяса Пришел разряженный Шейлок. И ночь, прекрасная Зулейка, Сурьмою – сумерки бровей. И каждая, как лук, и клейка Смольная тетива под ней. И стрелы глаз, их шалость девья Поглубже Сириуса бьет. Не девять лет, столетий девять. И губ Исуса зреет мед. И льется в глубь тысячелетий. К скалам подводным свет прирос. С хорошеньких Мадонн нам светит, С обвертки мыла, папирос…

164

Подайте ивам над

водой По вздоху сердца, по алтыну. На скрипке вечера златой Кривые пальцы веток стынут. Струпу тончайшую прижали, Нежнейшую из нежных, ля… Я вижу, на локтях скрижалей Безногая ползет земля. Зовет созвездия на помощь И крылья ветра вьет тайком. А ветер мой, давно знаком уж Я с вековым бунтовщиком. И будет ночка хороша. Слетят миры ко мне на пальцы. И будет в ветках жил копаться, Как ветер, пьяная душа.

165

Город, чьи кости железо, Город, чье мясо – бетон, – К голой реке своей лезет, Крепким сжимает мостом. Вечер для зыби любимой Лучший стопил карандаш. Плоские бедра Солима, Этак не мазался ваш. Плотью заводов народных Пахнет от складок зари. В воду огни свои морды, Золото пьют фонари. Вот почему в твоем храме Вонь от исусовых ран, И тяжело номерами Дышит всю ночь ресторан.

166

В мантильи черной строк, в мантильи В последний час ко мне приди, Чтоб губы жгучий снег схватили На куполах твоей груди. Забьется жизнь в мельчайшей вене, Закат свою раздует медь… Я вечность буду петь мгновеньем, Ту вечность, чья улыбка – смерть.

167

Простите мне за образ грубый, Кого тошнит от слова: слизь. Как члены, вытянулись трубы, Кирпичной кровью налились. Сочатся плотью дымовою, Как факелы труда, горят И бешено гудками воют, Когда распластана заря. Поглубже негров из Бразилии До мути звезд, до их кишки Накрашенную высь пронзили Чумазые материки.

168

Клубок чернильницы распутать До кружев строк порой легко. Сквозит, как женственная лютость, Страниц застывших молоко. Струями завивает соки. Зовет, хохочет, разлеглась… С пластинками зрачков широких Заводит граммофоны глаз. И в жар самец. Метелью кружит. Метель не в силах побороть. И через край пера наружу Дымящегося слова плоть.