Зеленый фронт
Шрифт:
« - Люди, люди, Отец гневается! Он забыл о нас!
– седой бородач, сверкая глаза, буквально кричал молчаливой толпе.
– Он бросил нас всех! А вы молчите... Почему вы молчите? Почему вы ничего не делаете?». Лес видел десятки искаженных лиц. Дети с прикушенными до крови губами, плачущие женщины, скрежетавшие зубами мужчины. Лес видел их всех, чувствовал их боль и страх.
«Они же просто сумасшедшие, Ганс! Представляешь, поклоняться деревяшке? Ха-ха-ха! Это же просто смешно, - в расстегнутой до пуза шинели ржал здоровенный пулеметчик.
– Они же тупее негров! Те молятся животным!». Андрей видел, как стекло стаканов
«После получения …. особым отделам фронтов, армий, дивизий … принять меры к задержанию всех, кто выражает сочувствие учению Живого Леса. В случае оказания сопротивления разрешается применение оружия...». Четкий, стройный строй букв оставляла печатная машинка на белоснежной бумаге. «Все последователи учения Живого Леса в прифронтовой зоне объявляются …. ».
« - Живой, живой! Чудо-то какое! Чудо!
– голосила женщина с растрепанными волосами, покрывая поцелуями лицо младенца.
– голубку мою вылечили! Вылечил мою кровинку!
– к женщине присоединился радостный мужчина в шинели без знаков различия.
– Чудо, чудо, - не переставая шептала она». И это видел Андрей... Склонившаяся перед дубом мать, целовала узловатые корни. Стоявший рядом на коленях отец зарывал под его корни какой-то узелок.
«- Никто из вас не должен достаться врагу, - доносились обрывочные слова сквозь свист ветра и гул самолетных двигателей.
– Вы все носители секретной информации». Перед ним проносилось знакомое лицо старшины, который молча боролся с каким-то командиром. Он слышал резкие, словно звук кнута, выстрелы пистолета. Наблюдал, как свинец рвал гимнастерку удивленного парня, как, истекая кровью, тот пытался отстегнуть страховочный ремень. «Портфель здеся! А того, что с краю был нет!
– звучал в его голове голос.
– Ищите лучше! Я всадил в него две пули, он никуда не мог уйти!».
« - Да вот про знакомца своего спросить бы хотел, - до боли знакомый голос донес до него ветер.
– Андреем зовут... как он там интересно, жив еще или нет?». Андрей видел серьезно старшину, сидевшего в каком-то большом зале с самого края. Видел высокого черноволосого мужчину с удивительно глубокими глазами, в которых читались то дикое удивление, то сожаление, то бешеный страх. Там было все!
«Куда, болван?
– к маленькому солдату, который чуть не подскользнулся на скользкой траве, подскочил офицер и залепил ему пощечину.
– Куда прешь? Ты не знаешь, что несешь? Ты же нас всех погубишь? Сволочь!». Втягивая голову в плечи, солдат еще крепче хватал небольшой ящик с тремя снарядами с зеленой маркировкой и нес дальше. Андрей видел, как внутри каждого такого маленького металлического поросенка колыхалась несколько пригоршней жидкости, от которой веяло гнилью. Он чувствовал, как эта зеленая мерзость тянула полупрозрачные плети к нему и старалась задушить...
«Это же колоссально! Грандиозно!
– шептал коротышка-профессор, смотря на невысокого паренька в больничном халате.
– Этого просто не может быть! Ну-ка Алексей попробуйте, пройдитесь по палате... Так, так. А теперь подпрыгните?! Неплохо, неплохо! Просто, удивительно!». «Это что профессор, я снова танцевать могу!
– скинув халат и засучив брюки до щиколоток, он пошел в вприсядку.
–
… Каждую секунду, каждую минуту все эти видения, сменяя и прерывая друг друга, наполняли его, рвали на части его мысли, заставляли вновь и вновь переживать уже прошедшие события. Помимо своей воли он был одновременно во множестве самых различных мест, участвовал в разных событиях...
Эта зима сильно изменила его. Сейчас он уже не был тем Андреем, который вырос в далеком селе Малые Хлебцы; и тем Андреем, которого призвали служить на границу; в нем мало что осталось от того Андрея, который погиб под ударами немецкого миномета; и даже тем Андреем, который так странно воспринял свое новое состояние. Весну встретило совсем другое существо! Оно еще осознавало себя Андреем, помнило себя человеком, любило своих родных, но оно также как и все остальные хотело жить. Это существо, пережив Зиму, приняло одно важное для себя решение — выжить...
97
Село Малые Хлебцы. 4 июня 1942 г.
Утро. Солнце медленно появляется из-за горизонта. Ночная прохлада еще бодрит заставляет кутаться в одежду. Однако еще совсем немного и воздух прогреется. Из невзрачного домика с перекосившейся крышей вышла немолодая женщина с деревянным ведром и пошла к колодцу.
– Ао, - в утренней тишине прозвучал чей-то тихий стон.
– Ао!
Испуганно оглянувшись в сторону соседнего дома, женщина оставила ведро и осторожно раздвинула плотные ветки кустарника, которые плотно обступил колодец.
– Кто там?
– негромко спросила она, всматриваясь в листву.
– Пить, - вновь прозвучал тот же голос.
– Пить...
Раздвинув крупный куст, женщина едва не вскрикнула. Прямо на нее смотрело перекошенное от боли лицо. Черты лица — крупный прямой нос, больший глаза, тонкие губы едва угадывались под слоем запекшей крови и земли.
– Пить!
– человек в ободранной советской форме потянул к ней грязную руку с обломанными ногтями.
– Дайте, попить!
– он тянулся к ведру, которое стояло на почти возле него.
Он пил шумно и долго, словно без воды повел много и много часов. Стекая из наклоненного ведра, она оставляла на его лице светлые дорожки., которые заканчивались где-то под подбородком.
– Мне надо в отряд, - едва оторвавшись от посудины, прошептал он, с мольбой смотря на склонившийся над ним спасительницу. Мне надо срочно в отряд.
Женщина с тревогой прижала свой палец к его рту и отрицательно махнула головой. И только в доме, куда она с трудом смогла затащить его, он услышал ее голос:
– Не надо кричать. Соседи у меня плохие люди, услышать могут, - смоченной в воде тряпкой она начала осторожно смывать кровавую грязь с его лица.
– Серафима я. Солдатка. Вот уж с империалистической как век одна векую..., - и под стекающей на пол грязи, ее руки словно руки скульптура высекали резкие черты лица волевого человека — высокий лоб, заостренные скулы, массивный подбородок.
– Что ты там про отряд гутарил?
– Мне в отряд срочно надо, - умоляющим тоном проговорил он.
– У меня донесение командиру. Нужно срочно передать в его руки... Там люди погибают, - его пронзительные голубые глаза смотрели прямо на нее с таким отчаянием, что она не выдержала и опустила свои глаза.
– Серафимушка, срочно надо!