Зелимхан

Мамакаев Магомет Амаевич

увидев сегодня полусожженные дома харачоевцев,

развороченные плетни и пустые дворы, Зелимхан решил по-

кинуть Чечню. Не из-за себя, даже не для

безопасности своих близких, а просто, чтобы избавить от этого

кошмара жителей родного аула. И еще жила в нем

надежда, что он перестанет быть абреком и займется

пусть даже самым тяжелым, но мирным трудом. А там,

когда пройдет некоторое время и в Чечне о нем все

забудут,

если даст аллах, можно будет вернуться и в

отчий край.

— Ты помнишь, Гуша советовал нам уехать

отсюда? — спросил Зелимхан, не глядя на жену.

— Это куда? — не поняла Бици.

— В Турцию.

— Помню, — ответила она нехотя.

— Ты не советовалась со своими родителями? Как

лни?

Бици задумчиво посмотрела на мужа:

— Разве родители согласятся отпустить своих

детей на край света?

Зелимхан не стал продолжать разговор. Он нежно

смотрел на жену, которая молча укладывала в его

переметную сумку все необходимое в дальней

дороге.

Бици мельком взглянула на мужа и после

затянувшейся паузы произнесла:

— Родителям своим я сказала: «Я мать своих детей

и обязана следовать за их отцом». Для меня главное —

быть с тобой вместе. Но я не верю, что человек должен

покидать родину. Лучше уж и я в абреки пойду, если

возьмешь меня.

«Вот это женщина! Настоящая жена для горца», —

подумал Зелимхан, а вслух произнес:

— Ладно, так и быть, — и добавил: — Вот

вернусь из этой поездки и заберу тебя с детьми в

горы.

— Вместе будет веселее, — ответила жена и вся

засветилась в улыбке.

Через некоторое время, уже прощаясь, абрек спро-

ил жену:

— Кто тебе сказал, что Гуша поехал в Ишхой?

— Точно не знаю... — ответила Бици. — Но был

у нас один старик, да тот самый, который потом

обезоружил пристава, так вот он говорил, что ты велел

им обоим прибыть в Ишхой.

— Отца, правда, я не звал туда, — ответил на это

Зелимхан, уже стоя в дверях. — Ну да теперь с Гушой

ничего не поделаешь, пусть будет так.

* * *

Когда Зелимхан вернулся в Ишхой, все уже были

в сборе. Здесь он увидел не только своего старого отца,

но, к удивлению своему, и Зоку. Абрек был крайне

озадачен этим, так как не хотел брать столь почтенных

людей в нелегкий поход.

— Ну как, Зелимхан, не помешаю я в твоем

деле? — спросил старый пастух. — По-моему, там, под

Харачоем, я доказал, что могу оказаться для врага

поопаснее, чем иной молодой.

Зелимхан,

одобрительно усмехнувшись, молча

кивнул головой. И все же, обращаясь к членам своего

отряда, он нашел нужным предупредить:

— Доля абрека — нелегка. Я бы хотел, чтобы

каждый из вас хорошенько подумал, прежде чем ступить

на этот путь. Становясь абреком, человек закрывает

себе навсегда доступ к свободе, к семье, к покою. Так

что подумайте хорошенько.

— Да что тут думать, — перебил сына Гушмазу-

ко. — За нас уже подумал полковник Гулаев и всех нас

прогнал в абреки.

Зелимхан хотел было возразить отцу, но возразить

было нечего. Очень не хотелось ему брать с собой Гуш-

мазуко, но не смел он открыто сказать об этом старику.

Два молодых абрека, присоединившихся к Зелимхану,

смотрели на своего уже знаменитого вожака с великим

почтением, молча ожидали его приказаний. Он подошел

к коню новоатагинского Аюба и, пальцем оттянув

подпругу, посоветовал:

— Дорога наша не близкая и не легкая, ослабь

заднюю подпругу, а то коня загубишь, —-и, молча обойдя

вокруг коня, добавил, ни к кому не обращаясь: — Со

мной едут Саламбек, Аюб, Эси и Зока. Остальные

останутся ждать нас здесь.

— Это как же можно так решать? — возмутился

Гушмазуко. — Никто не поедет туда без меня. Да

и Солтамураду пора показать себя в настоящем де-

ле, — и старик первым вывел своего коня на дорогу,

ведущую за Терек, туда, где в далеких и необъятных

кизлярских степях лежало имение Архипа Месяцева.

* * *

Жизнь Месяцева постоянно протекала под знаком

неразрешимого противоречия. Усадьба его была

расположена одиноко среди пустынных степей, и это

заключало в себе существенные неудобства. Прежде всего

тут было нестерпимо скучно. Но это еще полбеды.

Главное, все время приходилось думать, что не

сегодня, так завтра налетят какие-нибудь разбойники и

заберут все, что он накопил в результате тяжелого труда

своих пастухов.

С другой стороны, скупой, как черт, овцевод с

содроганием думал, что стоит ему оставить свои

бесчисленные стада без личного придирчивого присмотра,

и эти самые пастухи, как, впрочем, и другие слуги,

обязательно тем или «иным способом обсчитают его хоть

на рубль. Эта мысль, как клещ, присосалась к жадной

душе богача и терзала его больше, чем все разбойники,

вместе взятые.