Зелимхан
Шрифт:
Он почувствовал, что им овладела безумная ярость.
Немедленно отомстить за их кровь!
Недолго думая, Зелимхан вскочил на коня и
поскакал вслед за врагами — теперь его кровниками. Но
никого из них уже не было: одни убиты, другие бежали,
как подлые трусы. Он стоял один посреди дороги
в тоске и с неутолимой жаждой мести. Повернув копя
и не оглядываясь, подъехал Зелимхан с опущенной
головой к мертвому отцу. Здесь к Зелимхану подошли
Саламбек,
на аркане дрожащего от страха Месяцева. Раненный
в бедро Зока сообщил Зелимхану, что тут же,
неподалеку, лежит и убитый абрек Эси.
— Если будет угодно аллаху, и нам удастся
погибнуть вот так же, в открытой схватке... —
проникновенно сказал Зелимхан. — Возьми, Саламбек, уложи их
на лошадей, — и сам, сойдя с коня, благоговейно
поднял на плечи тело отца.
Весь остаток дня они ехали по гребню гор, которые
возвышались над аулом Джутурти. К вечеру до
Харачоя остался какой-нибудь час езды.
Когда было уже совсем темно, конь Саламбека.
ехавшего впереди, внезапно вздрогнул и начал прясть
ушами. Повернувшись к тропе, идущей со стороны
Шали, абрек прислушался: ему почудился какой-то шум.
Но кругом стояла тишина, только ветер по-прежнему
шевелил листву деревьев.
Саламбек вновь тронул коня, прошептав товарищам,,
чтобы они следовали за ним как можно тише. Но
сделав несколько шагов, снова остановился, прислушался
и не успел подумать, как вдруг раздался выстрел.
Горцы замерли, пытаясь рассмотреть что-нибудь в ночной
темноте. До них донеслись приглушенные голоса и
легкий треск сухих веток. Впереди на дороге
зашевелились какие-то тени, потом раздался чей-то окрик:
— Эй, кто вы такие?
И сейчас же прозвучала команда:
— Огонь!
Раздался залп, затем второй, третий... И вновь
наступила тишина.
Аюб, который все еще тащил на аркане Месяцева,.
и раненый Зока, ведший в поводу коней с телами
убитых, отступили в глубину леса. Зелимхан с Саламбеком
залегли на опушке и стали отстреливаться.
Перестрелка то усиливалась, то затихала. И так — около часа.
А когда она наконец смолкла, Саламбек вышел на
дорогу. Там не было ни души.
Острый взгляд горца различил во мраке очертания
Харачоя.
С утра небо, затянутое темными тучами, озарялось
вспышками молний. Где-то на севере грохотал гром.
Постепенно
сильнее. Казалось, что вздрагивает земля. Дети в
испуге жались к подолам своих матерей, в их широко
раскрытых глазах притаился страх.
Но настоящий ливень с градом разразился только
вечером. В доме Гушмазуко и его сыновей, где и без
того было холодно и неуютно, потемнело еще больше.
Здесь забыли про еду и покой, забыли про все на свете.
Оттуда раздавался надрывный плач, и односельчане»
проходя мимо этого дома, печально кивали головами.
Еще рано утром эти женские вопли со своего двора
услышала соседка и зашла узнать, в чем дело. От ма-
ленькой дочери Зелимхана Муслимат она узнала, что
ночью привезли три трупа.
— Кого? Кто они такие? — спросила женщина,
схватившись за щеки.
— Дед, дядя и... — Муслимат разрыдалась пуще
прежнего.
Женщина заглянула в окно. В полутемной комнате
плохо было видно, но все же по седой бороде она
узнала Гушмазуко, различила еще белую папаху Солта-
мурада, а черная каракулевая шапка третьего уж очень
была похожа на зелимхановскую. Поэтому
любопытная женщина, выбежав на улицу, тут же пустила по
аулу слух, что все мужчины Бахоевых погибли. Слух
этот разнесся по всем соседним аулам и хуторам с
необыкновенной быстротой. В дом абреков направились
все те, которые сочли своим долгом воздать обычное
соболезнование по случаю смерти. Правда, шли они
преимущественно ночью, чтобы не попадать на глаза
начальству. Все боялись, что их заподозрят в
сочувствии даже мертвому Зелимхану.
Обрадованный гибелью семьи Гушмазуко, своего
страшного врага, Адод Элсанов тут же помчался в
Ведено, чтобы сообщить о случившемся начальнику
округа. Полковник Гулаев, вздохнув с чувством облегчения,
великодушно распорядился не мешать тем, кто хоронит
мертвых.
— Ну, а вдруг бунт, господин полковник? —
засуетился Адод. — Они на все способны.
— Какой теперь бунт, дурак, — засмеялся
полковник, махнув рукой, — Зелимхана-то нет!
— Когда слушаешь старшину Элсанова, невольно
создается впечатление, что он так и хочет бунта, —
вмешался Грибов, среди других офицеров
присутствовавший в комнате. Перебинтованная рука молодого
поручика висела на перевязи, и вид у него был
независимый.
Полковник Гулаев окинул говорящего
недоброжелательным взглядом, а Бек Сараев подошел поближе и.