Зелимхан
Шрифт:
извилистыми струйками. Солнце прижимало туман к
земле, а боковые отроги отрезали путь к отступлению.
Кое-где из пелены тумана торчали поросшие лесом
горные вершины да макушки одиноких гигантских чинар.
А вдали зеленела чеченская . равнина и сумрачный,
дымный город Грозный, где вынашивались злые
умыслы против Зелимхана.
Здесь, на недоступной вершине, природа представала
в самом бедном своем обличий. Даже щедрое
смогло одеть в приличный наряд этот бесплодный
клочок земли — каменную гору. Только кое-где в
трещинах, где снега и ливни оставили тем>ные полосы,
радовали глаз бледные маки да фиалки и карабкались
карликовые дубки. Никакие ветры не могут вырвать корни
этих растений из тесных щелей, и стужа бессильна
умертвить их. Холодные камни и высота поднебесная
стали их родиной. Земля оберегает и обиженных своих
детей. Только нет здесь роскоши, все рождается тут
в муках — уродливым, живет в голоде; крошечные
цветы без запаха, чахлые; даже высокое небо здесь
бесцветно. Но все же в этом убогом уголке природы
есть то, что приводит человека в восторг —
удивительно само упрямство, с которым отвоевывают себе право
на жизнь и дубки, и крошечные маки, и ромашки.
Здесь нет следов человека. Только изредка
попадаются отпечатки копыт диких туров, возможно,
единственных обитателей этих мест.
К востоку за Чермой-Ламом, словно ограда из
кинжалов, выстроились острые вершины Макажоевских
гор, такие же бесплодные и нагие.
Спускаясь вниз по тропинке, Зелимхан снова
вступил в серый непроницаемый сумрак, в сырую тишину
леса, пде трава заглушала его шаги. Путь вниз ему
преградила беснующаяся река Бас. Вырвавшись на
простор из тесных ущелий, она все еще не может
успокоиться от возбуждения борьбы с порогами и скалами,
вставшими на ее пути. И она ревет, бросается из
стороны в сторону, скачет через валуны, живая, трепещущая,
ненасытная. Попробуй войти в ее гневные воды, и она
тотчас захлестнет тебя холодной упругой волной.
На берегу реки Бас Зелимхан совершил омовение,
исполнил обеденную молитву и присел, чтобы
прочитать стихи из Корана. Вдруг на противоположном
берегу сквозь редколесье он увидел, как по откосу
мчалась во всю прыть темно-рыжая молодая косуля; ка-
залось, она спасается от страшного невидимого зверя.
Не различая пути, она гигантским, полным изящества
прыжком бросилась в реку и вздыбила гору пенистых
золн.
Выбравшись
красивую голову в сторону Зелимхана и мгновенно исчезла
в гуще леса. «Кто мог так напугать ее? — подумал
Зелимхан. — Волк или человек?» Он ждал минуту,
другую, десять минут. Но никто так и не появился.
* * *
У низкой двери хижины, искусно сложенной из
глины и дробленого щебня, харачоевца неожиданно
встретил Аюб новоатагинский.
— Как получилось, что ты уже здесь? — удивился
абрек. — Что-нибудь случилось?
— Нет, — лукаво улыбаясь, ответил Аюб, —
просто, когда я передал Саламбеку твое поручение, он
приказал мне немедленно следовать за тобой и помочь
тебе, если где-нибудь на пути тебя подстерегает враг...
Я даже обогнал тебя и шел впереди.
— И что же ты не подошел ко мне?
— Я не хотел тревожить твой покой, — скромно
ответил юноша, — мне казалось, что тебе приятно быть
одному.
Растроганный тактом и почтением молодого
абрека, Зелимхан обнял Аюба за плечи.
— Теперь я понимаю, кого испугалась косуля, —
улыбнулся он.
Аюб открыл дверь, сколоченную из трех досок,
аккуратно оструганных топором, и предложил Зелимхану
войти.
В углу комнаты, под низким маленьким окном, на
толстом войлоке сидел Зока и, шумно отдуваясь, пил
горячий бараний бульон.
— Зелимхан! Да будет твой приход с миром! Рад
видеть тебя, — старик поднялся, раскрывая объятия.
— Сиди, ради аллаха сиди, Зока, — бросился к
нему харачоевец.
— Да ты не волнуйся, я вполне здоров. Садись вот
здесь, — пастух указал гостю место рядом с собой.
— Вот уж сразу видно, что ты не скуп, коль к еде
пришел. Возьми, — он пододвинул к нему большое
глиняное блюдо с дымящимся мясом и чеченскими
галушками.
— Баркалла, Зока, — сказал Зелимхан, взяв с
блюда маленький кусочек баранины. — Ну, как твое
здоровье, как рама? Я уже соскучился по тебе, хоть мы
и недавно расстались.
— Как недавно? — удивился Зока. — Больше двух
недель я скучал по тебе. А рана моя заживает, так что
можно отправляться за Терек, — он вдруг умолк,
помрачнел и грустно добавил: — Только вот Гушмазуко
не будет с нами!..
— Видно, на то воля аллаха, — со сдержанной
печалью ответил Зелимхан. — Но такой смерти можно
позавидовать: они пали недаром, каждый из них