Зелимхан
Шрифт:
остановившийся взгляд на серые окна, а в мыслях
у нее — Зелимхан... Верный друг ее юности, статный,
красивый, с черными усами и добрыми темно-карими
глазами на матово-бледном лице. Ее единственная
надежда и опора на земле. «Где он сейчас? Знает ли, в
какой печали оставил меня, видит ли слезы своих детей,
мои слезы?..» Как бы ей хотелось поговорить с ним!
Нет, он там, далеко в лесах. С помощью добрых людей
предав останки отца
заброшенного дедовского кладбища, он ушел в горы, чтобы
бороться. Ушел, не повидавшись как следует с ней, не
показавшись в ауле, не успев даже принять скупых слов
соболезнования...
* * *
А в эту же ночь ,в темном лесу, закутавшись в бурку,
у костра сидит человек. Он молча смотрит на
танцующие языки пламени. Мысли его далеко: ему видится
пустой полуразрушенный дом с разбитыми стеклами
и любимая, преданная ему женщина, оплакивающая
свое одиночество и беды семьи.
В это время в освещенный костром «руг
вступила человеческая фигура. Человек в бурке
поднимает /олову, а рука его непроизвольно тянется к
винтовке.
— Это ты, Аюб? — спрашивает он.
— Я, Зелимхан, — хриплым голосом отвечает тот,
присаживаясь на корточки у костра. — Приехали за
Месяцевым с деньгами. Как быть?
— Сколько привезли?
— Пятнадцать тысяч.
— Теперь мне этого мало, — говорит Зелимхан,
немного подумав. — Убили отца, брата, товарища...
Скажи Месяцеву, что сирот у нас теперь много, а потому
я меняю свое прежнее решение. Пусть скажет жене,
чтобы прислала еще пять тысяч.
— Хорошо, — отвечает Аюб, поднимаясь, чтобы
уйти.
— Подожди немного, — Зелимхан кладет руку на
плечо юноше, — Саламбеку передай, что я велел вам
сменить место. Переезжайте лучше всего к его
приятелям в Бамутские хутора. В случае чего я буду в
стойбище пастухов. Саламбек знает где. Там лежит
раненый Зока...
Аюб исчезает во мраке. Через минуту до слуха
Зелимхана доносится удаляющийся топот его коня. Костер
горит, бросая вокруг фантастические пляшущие
отсветы, а абрек думает свою думу:
«Говорят, Бек Сараев распорядился раскопать
могилы захороненных, чтобы проверить: есть ли среди
мертвых Зелимхан. Что же делать? Каким путем
запретить им издеваться над покойниками? Угрозой?., Вряд
ли поможет... Надо дать им знать о себе!..»
Так случилось, что эту ночь
в глухом, безлюдном лесу. Он спал крепким
богатырским оном, не ощущая ни сырости леса, ни отсутствия
удобной постели.
Этот сон в лесу после всех потрясений минувшей
недели вернул ему бодрость и силы.
Утром, проснувшись, абрек отправился в горы,
прокладывая себе путь среди густого леса. Шел он легко,
ступая мягко и неслышно, словно подкрадываясь
к врагу. Молодые деревья покорно уступали ему
дорогу — так ловко орудовал он кинжалом, прорубаясь
сквозь чащу. То тут, то там, шумно хлопая крыльями,
взлетала испуганная его появлением птица; еле
слышный шорох выдавал порой присутствие зверя.
Лес окружал его со всех сторон. Совсем молодые
деревья растут обычно очень часто, постарше —
несколько реже, а старые — и вовсе редко. Здесь
проявляется древний закон: и деревья вынуждены вступать
в жестокую борьбу друг с другом за место под
солнцем — главным источником жизни. Вырастают только
сильнейшие.
В большом лесу очень трудно утвердиться
молодому дереву, так же как юноше — среди взрослых
опытных людей — соперников на земле; место ему уступают
только отжившие свой век или сваленные бурей
великаны. Вот тонкий стройный вяз стоит, будто уже одолев
в борьбе всех своих соседей. На его высоком гладком
стволе — ни единой веточки или листика, одна
макушка зеленая. Все пошло в рост — любой ценой надо
было пробиться к солнцу. И молодой вяз почти достиг
этого. Однако старшие деревья, чьи кроны образуют
свод, не очень-то гостеприимны, они никого не
допускают выше себя. И этот стройный вяз, наверное, тоже
ждет удел сверстников: вряд ли удастся ему пробиться
сквозь могучую кровлю чинар, закрывшую небо.
Но вот лес кончился. Было еще рано, роса не сошла
даже с деревьев, и на мягкой высокой траве оставались
ярко-зеленые полосы от шагов Зелимхана, ведущие к
маленькой речке. Абрек ловко перескочил через нее
и, тревожно оглядевшись по сторонам, убедился, что
вокруг нет ни души. Перед ним вилась одинокая тропа,
ведущая в горы — к приюту пастухов. Зелимхан
почувствовал себя легко и спокойно, словно он попал домой.
По этой тропе абрек стал взбираться на высокую
лысую гору — Чермой-Лам. Слева от вершины под
ногами у горца лежал плотный, точно снежная лавина,
туман, выбиваясь со дна глубокой впадины отдельными