Земляне против политики
Шрифт:
Двенадцать часов были преодолены менделееффским топливом.
Карты замерли в воздухе. Лишь Гленн висел в воздухе и умиротворённо спал, положив на лицо свежую газету.
Газета шевельнулась, когда Гленн забеспокоился. Только поток воздуха из сомкнутых губ приподнял газету, как его разум пронзило мяуканье.
— О, что здесь происходит? Я сплю?
— Осмелюсь заметить, вы только что проснулись, — довольно отвечал Шепард.
— Кто мяукает?
— А догадайтесь.
— Мне некогда играть
— Это мой любимый кот.
— Что за кот?
— Его зовут Джерри.
— Вы дурите меня? Зачем вы взяли с собой кота?
— А захотелось.
Окончательно оправившись от сна, Гленн повернул голову к коллеге и глаза приобрели грустный оттенок. Было от чего. Шепард висел в воздухе со скрипкой в руках.
Это и была разгадка.
Кошачья трель снова напомнила о себе. Гленн едва не замычал, но присутствие солидного человека вернуло его обратно.
— Чем вы занимаетесь? Ладно, когда в космосе курят. Ладно, когда в космосе пьют пиво. Ладно, когда в космосе играют в карты. Ладно, когда в космосе читают газеты. Но когда в космосе играют на скрипке... даже Пабло де Сарасате исходит нервной дрожью!
Гленн закрыл лицо руками, а Шепард тихо улыбался.
— Занятное сравнение. Вы становитесь похожим на меня.
— Вам повезло, что у вас нет тещи.
— Да, вы правы. Мимо тёщиного дома я без скрипки не хожу... Кстати, что вы скажете об идее сделать моей тёщей саму миссис Дулиттл? Она очень подходит на эту роль.
— Замечу, что вы могли бы и мистера Хамфри сделать тёщей. Обладая решительным подбородком, прилизанной чёлкой и строгим взором, он успешно сочетает с ними непредсказуемость бомбы с часовым механизмом. Я однажды встретил его в клубе, и мне казалось, что никогда не знаешь, какую штуку он подложит на сиденье стула.
Шепард, отложив скрипку, взял в руки записную книжку и вечное перо. Во время предыдущих полётов он не догадывался делать ни записи, ни пометки, и теперь, взявшись за это занятие, обнаружил, что не может вывести ровным счётом ни строчки.
Не растерявшись, Шепард крикнул машинисту:
— Хьюстон, у нас проблема!
— Что случилось?
— Вечное перо не пишет.
— Я не могу помочь.
Шепард повертел в руках вечное перо, словно ожидая услышать ответ.
— Поскольку на Мирре подобного инцидента не наблюдалось, естественно было бы предположить, что виновата невесомость.
— Не хотите ли вы сказать, что для записей в невесомости необходимо изобрести новое перо?
— Я вижу, мистер Гленн, что вы, как и в случае с освещением, думаете о применении человеческой изобретательности для решения проблем и обходите стороной лёгкие решения. Не проще ли писать в невесомости карандашом?
— Но я не взял с собой карандаш. Как вы предлагаете найти выход из положения, сударь?
— Чтобы найти выход из положения, я предлагаю использовать обычное перо и чернильницу. Разумеется, чернильницу-непроливашку, если вы
— В данный момент я не имею ни того, ни другого, сударь. Боюсь, вы будете вынуждены обойтись без записей.
— Вот истинно философское решение проблемы. Снимаю шляпу.
Шепард протянул руку к лакею и, приняв цилиндр, надел его затем, чтобы с истинной вежливостью снять и вернуть на место.
Это действие своим изяществом плавно перетекло в паровозный свисток, вызванный машинистом при помощи свисающего с потолка треугольника.
— Внимание, конец невесомости! — сообщил машинист.
Предупреждённые машинистом, господа и слуга опустились на пол. Звон за их спинами сообщил о том факте, что герметичная кружка перестала быть таковой и оставила после себя фарфоровые осколки. Свеча опустилась на пол, грозя объять пол пламенем. Лакей сходил за огнетушителем «Эксцельсиор», и тот сделал со свечёй то, чего не совершила невесомость.
— Уже третья кружка, — спокойно оценил Шепард.
Лакей, в этот миг ввиду экономии космического экипажа подкорректировавший своё амплуа и перешедший к роли горничной, достал из ниши передник, наколку, метлу и совок.
Машинист тем временем продолжал:
— Внимание, начинается санитарная зона!
— Хьюстон, вы не забыли о холодильной установке? — крикнул машинисту Гленн. — Всякий раз, когда мы летим на Гею или возвращаемся на Мирр, мне не хочется сгореть от трения об атмосферу.
Действительно, стрелка прибора с символом °F резко приближалась к красной метке. Машинист повернул рукоятку, и электричество через понижение давления в трубках заставило сжиженный газ закипеть, охлаждая стенки вагона-снаряда. Второй слой по технологии Дьюара дополнил работу холодильной установки. Вагон-снаряд опускался в толщу воздуха, с каждой минутой приближая господ к их деятельности разведчиков.
Когда повышение трения о воздух прекратилось, машинист одним движением руки велел космическому аппарату опускаться в свободном падении. Ни один мускул не дрогнул, пока аппарат падал на планету. Настало время начинать работу аэронефа. Лопасти вышли из верхушки вагона-снаряда, и их вращение компенсировало силу тяжести. Стальной хвост с вертикальными лопастями вышел из задней части. Вагон-снаряд застыл на большой высоте, будучи готовым к высадке лазутчиков.
— Пора совершать вылазку, милостивый государь. Пора совершать вылазку, милостивый государь, — говорил лакей, дождавшись конца разговоров.
— Только после вас, — обратился Шепард к Гленну.
— Только после вас, — галантно парировал Гленн.
— Только после вас.
— Только после вас.
— Я, как представитель того же общественного класса, что и вы, предоставляю нам возможность наравне спуститься вниз.
— Снимаю шляпу.
Гленн протянул руку к лакею и, приняв цилиндр, надел его затем, чтобы с истинной вежливостью снять и вернуть на место.