Зеркало королевы Мирабель
Шрифт:
Хотя про себя Джинджер вынуждена была признать, что порой очень даже вишни. Впрочем, конечно, вслух она ничего говорить не стала.
— Всегда хотел знать, — проговорил сенешаль, — как спится человеку перед смертью.
Голос его прозвучал ровно, и лицо не дрогнуло. Ничто не говорило о том, что этот странный худой и сухопарый человек шутит. Что ж, возможно он был так убийственно серьезен.
— Никогда не пробовал, так что не знаю, — отмахнулся Фламэ. — Лично я еще собираюсь пожить.
Сенешаль повертел в руках простенький кожаный дублет, даже не беглый взгляд не способный спасти от удара мечом.
—
Фламэ вскинул брови. Они никогда не были с Кеем сколько-нибудь близки. Никакой дружбы при дворе не заводили, да и сенешаль — чужеземец — никого к себе не подпускал. Кроме того, между ними стояла Мирабель, которую один дурак обожал, а второй — тоже не слишком, выходит, умный, ненавидел. И вот, на тебе, сенешаль переходит на такой доверительный тон.
— Надевай. И стой спокойно, я затяну шнурки.
Тон у него был, как у заботливой мамочки. Впрочем, Эдельхейд Адмар никогда себе подобного тона не позволяла, будучи с одной стороны истинной леди из древнего рода, а с другой — не последней сестрой в круге ведьм. Фламэ послушно замер, позволяя сенешалю затянуть ремешки. Эта забота, надо сказать, дурно пахла.
— Почему ты вернулся? — спросил Кей, отворачиваясь.
— Сапоги надеть поможешь? — с издевкой спросил Фламэ.
— Почему бы и нет? — сенешаль пожал плечами. — Почему ты вернулся?
— Сам же сказал — я самоуверен.
— Мальчишка моложе. Он выше и, возможно, сильнее. И у тебя будет Иртар.
— Я уже держал его в руках, — напомнил Фламэ.
— Ты тогда не был врагом королевы. Возьми.
Сенешаль протянул пару светлых, почти белых перчаток, необычайно тонко выделанных. На секунду Фламэ даже показалось, что сделаны они из человеческой кожи. На ощупь они были гладкими и непривычно холодными.
— Это ненадолго поможет тебе.
Не нужно было обладать колдовскими знаниями, чтобы понять — перчатки зачарованы. К какой же ведьме ходил сенешаль за этим сокровищем? Во сколько оно обошлось? И что сам Фламиан Адмар, бывший Палач, гвардейский капитан, и бывший теперь уже бродяга-музыкант должен будет за них заплатить?
— Почему? — спросил Фламэ.
— Это так важно? — усмехнулся сенешаль. — Какая тебе сейчас разница? Плачу ли я долги, ненавижу ли я Альбериха, перебежавшего мне дорогу, подставляю ли тебя? Все, что ты можешь, это брать или не брать их.
Фламэ молча натянул перчатки и чуть наклонил голову, скорее обозначая кивок, чем действительно кивая.
— Следуй за мной, — отрывисто приказал Кей и спокойно, высоко подняв голову, пошел к выходу.
С таким провожатым заключенному не требовался конвой. И все же он был, больше похожий, впрочем, на почетный караул. Фламэ скрестил руки на груди, расправил плечи и принялся насвистывать себе под нос песню о Палаче, которую полюбили в северных районах Каллада. Эх, еще бы чуть-чуть, и многие княжества сами пошли бы против королевы. Ну, не судьба. Безмятежно улыбнувшись, Фламэ изящно поклонился сенешалю, потом — своему конвою, знакомым черным мундирам, и взлетел по ступеням на помост.
Место было памятное, знакомое ему, как впрочем и любому жителю Каэледа. Когда здесь не устраивались казни — разыгрывались спектакли, или же плясали странствующие красавицы. Почему-то последние непременно — в красных чулках. Здесь же королева Мирабель впервые увидела чужестранку с гитарой. Фламэ вздохнул. Да, похоже, он действительно становится староват: сентиментален, неосторожен, самоуверен. Замерев на помосте, он огляделся. Ничего не
Отмахиваясь от всех этих глупостей, он обратил все свое внимание на противника. Юнец как раз снимал черный плащ с гербом, на котором соседствовали грифон и лилия. Хорошая семья Уртеоны. Были в числе тех благоразумных лордов, которые добровольно присоединились к Калладу. Впрочем, насколько Фламэ мог судить, их это все равно не спасло: старший Уртеон умер спустя полгода при странных обстоятельствах. Начали шептаться о проклятиях, которые якобы может насылать королева, но слухи быстро умолкли. Неразумно это — распускать слухи про Мирабель. А юнец был хорош, куда сильнее своего отца, трусливо прячущегося за женину юбку. И черный мундир ему очень шел, а больше того — вороненый доспех, который мальчишка надел в этот раз. Лет двадцать пять красавчику, не больше. Фламэ принял из рук служителя Иртар, уже освобожденный от ножен, и сощурился. Ну что же за жизнь такая? И молод парень, и красив, и доспех на нем новенький, закаленный, и противник у него — старый дурак с зачарованным мечом. Так в довершение всего: противнику этому солнце в глаза.
Фламэ раскланялся с толпой и с молодым Уртеоном, и стиснул рукоять. Перчатка пока оказывала ощутимую пользу, он едва ощущал слабое, предупреждающее жжение. Надолго ли хватит чар, он не знал.
Первым, конечно, напал юнец. Просто потому, что был моложе, красивее и доспех на нем был новенький. Парируя эффектный, но, по правде, достаточно бестолковый удар, Фламэ ощутил первый настоящий укол. Проклятье! От чар Иртара никакие перчатки не спасут! Фламэ неуклюже парировал, чувствуя, как меч рвется из рук.
Иртар был преподнесен в подарок Гирхарду Сокрушителю, первому королю Каллада его северным сородичем. Гирхард тогда женился на девушке из Серого рода, и между двумя, казалось, такими разными странами установились крепкие дипломатические отношения. Фламэ случалось слышать — и даже петь — баллады об этом. По хроникам, да и по иным балладам, выходило, что девица была страшна, зато приданное ее компенсировало все. Вот, взять тот же меч…
Нет, нападать им было решительно невозможно! Кожа перчатки задымилась, ладонь обожгло огнем, и всю руку свело болезненной судорогой. Поймав насмешливый взгляд юнца, Фламэ криво ухмыльнулся. Ай, юноша, не спешите нас хоронить. Попадались переделики и похуже, а живем пока. Фламэ, вопреки судороге, вопреки боли, стиснул меч. Парировать, сделать обманное движение, рубануть.… Вот юнец — молодость, красота, новый доспех — по сопутствующей всему этому неопытности и самоуверенности не заметил, что ремешок, скрепляющий пластинки панциря, надрезан и готов вот-вот лопнуть.
Итак, Иртар. Отрешившись от боя, вытащив наружу умения, которые помнит тело, не разум, Фламэ предпочел думать об истории. Иртар, «Защитник». Маги севера, владеющие колдовством настолько страшным и могущественным, что о нем до сих пор говорили лишь шепотом, наделили клинок чудесным свойством: стоило его взять в руки человеку, замышляющему что-то против короля Гирхарда или его рода, и — пф-ф!
Это самое «пф-ф!» Фламэ и испытывал сейчас на собственной шкуре. От перчатки остались жалкие обрывки, рукоять меча начала прожигать кожу. Еще немного, и потечет кровь.