Зеркало королевы Мирабель
Шрифт:
— Здесь кто?
Бенжамин сделал два порывистых шага, которые по мнению Фламэ вполне могли стоит ему жизни.
— Это моя сестра, милорд. Она нездорова.
— Сестра?
Суррэль выхватил из ножен меч (лорд-идиот и еще больший идиот — его секретарь, похватались за свои) и острием откинул занавесь. В этот момент непременно должно было что-то случиться. Сразу двое знакомых Фламэ со схожими взглядами на жизнь утверждали, что когда напряжение достигает предела, наступает истинная кульминация. Как правило, все взрывается.
Суррэль откинул полог и взглянул на съежившуюся в углу леди Беатрис.
— Леди Беатрис скорбна умом, господин капитан, — сказала она с сильным имперским акцентом. — Наш сэр совершает паломничество в собор Благой Урсулы, чтобы помолиться об исцелении. Я горничная леди.
— Записал? — Суррэль окинул ведьму задумчивым взглядом. Он всегда был падок на женщин, но обычно предпочитал особ попышнее. Оставшись о «горничной» весьма нелестного мнения, он повернулся к Фламэ.
Сердце музыканта пропустило удар.
— Кто такой?
Музыкант постарался ничем не выдать себя, но было это нелегко. Узнал же он Суррэля по одной только посадке в седле. Что тому стоит уловить знакомый жест?
— Я музыкант, — сказал Фламэ, добавив в свою речь жестковатый акцент. — Развлекаю леди. Песни умиротворяют ее.
— Иноземец? — сухо спросил Суррэль.
— Из Куриты.
Суррэль посмотрел на него внимательнее, но каким-то чудом не узнал. Судьба и Господь сегодня благоволили нищему глупцу.
— Езжайте. Выдай ярлыки, Пит.
От отряда, замершего черной химерой у зарослей голого ракитника, отделился тощий молодой человек со знаком чиновника низшего разряда на шее. Одет он был беднее прочих, и, похоже, являлся во всей шестерке единственным настоящим переписчиком. Раскрыв сумку, он принялся раздавать небольшие глиняные печати на шнурах с выдавленным на них королевским ястребом. Потерявший всяческий интерес к маленькому отряду «паломников», Суррэль двинулся в сторону Шеллоу-тона. Четверо черных последовали за ним. Пит, испугано оглядевшись, принялся с поспешностью, близкой к халатности, заполнять какие-то списки. Капитан успел уже отъехать довольно далеко. Вернулся Бенжамин, неся на руках упирающуюся сестру, закутанную в плащ. Пит огляделся, вскочил в седло и последовал, переходя на рысь, за своим капитаном. На прощанье он все же бросил:
— Левее в часе езды отсюда стоит охотничий домик. Он пуст.
Охотничий домик походил больше на хижину лесоруба, которых в окрестностях было великое множество. Скорее всего, прежде домик ею и был. С тех пор, как часть Королевского леса на севере Каллада извели почти полностью, в лесорубах надобность отпала. Хижина была, подобно всем другим, приземистой, сложенной из округлых серых камней; для кого-то из лордов ее перекрыли черепичной крышей, а также разобрали часть печи, чтобы сделать камин. Последнее сложно было назвать мудрым решением, поскольку зимы к северу от столицы неизменно оказывались
Леди Беатрису усадили в кресло у камина и укутали в одеяла. Альбер и Филипп отправились за дровами. Бенжамин, как не странно это выглядело, развел огонь в очаге и занялся ужином. Без дела остались только Фламэ и ведьма. Последняя, впрочем, быстро нашла себе занятие. Усевшись на скамеечку возле безвольно застывшей Беатрисы, девушка достала деревянный гребень и принялась расчесывать свои волосы. В городе она избавилась от шиньона, и оказалось, что подобно многим ведьмам она стрижется довольно коротко.
Фламэ прошелся по комнате. Беспокойство всегда гнало его вперед, что в прежние времена приводило к катастрофическим последствиям. Со временем музыкант научился справляться с этой досадной особенностью: бспокойство можно было «выходить», выдавить из себя. Он наматывал круги по тесной комнате, проводя рукой по сырым плесневелым шпалерам.
Почему Мирабель отправила с переписчиками Суррэля, который прежде командовал боевыми отрядами? Приходил в голову очевидный, хотя и нелепый ответ: королева нынче войн не ведет, а людей надо чем-то занять. Однако перепись населения для этого совсем не годилась.
Словно в ответ на мрачные мысли музыканта, Бенжамин спросил вернувшихся «дружинников»:
— Вам не показались странными эти переписчики?
Альбер свалил дрова перед очагом и занялся растопкой. Филипп опустился на одно колено возле леди Беатрисы и принялся весьма бестолково поправлять ей одеяло и нашептывать всяческие глупости. От этого лже-секретаря вообще было мало толку.
— Мне они тоже показались странными, мой лорд, — подал голос Фламэ. — Больше походили на стражников. Я их повидал за свою жизнь.
Лицо Бенжамина исказилось ненавистью, привлекательные, хотя и простоватые черты сделались вдруг отвратительными. Зло никогда никого не красило.
— Их предводителя я прежде видел.
Этого еще не хватало, — мрачно подумал музыкант. Подсев к огню, он принялся ворошить поленья старой изрядно погнутой кочергой. Продолжение разговора слышать не хотелось, потому что Фламэ знал, о чем сейчас пойдет речь. Нежелательная тема.
— Этот Суррэль был одним из подручных Палача, — с ненавистью проговорил Бенжамин.
— А разве Палач не сказка? — весьма наивно спросила ведьма. — Я думала, им просто детей пугают, как меня в детстве.
Фламэ обернулся. Гадалка сидела, вертя тонкими пальцами гребень, и переводила взгляд с Бенжамина на его «дружинников». Понять, говорит ли девица правду, или врет было невозможно. Как и определить, сколько же ей лет. Если семнадцать, то, пожалуй, и знала она Адмара только как страшную сказку, а если больше — врет.
— Встречался я с Адмаром, — процедил лорд-наемник и принялся с особенным остервенением кромсать сушеное мясо. — Можешь мне поверить, Элиза, это не сказка, пусть даже и самая страшная. Это чудовище во плоти. Вот как пел позавчера наш музыкант.