Жара в Архангельске-2
Шрифт:
Как жадно слушала Олива рассказы подружек об их парнях! Как взахлёб читала книжки о любви, смотрела фильмы! Вот где жизнь, настоящая жизнь — любовь, страсть, приключения… Не то что у неё — четыре стены, да метро, да парта, да синусы, да косинусы, а потом — геологические разрезы да лабораторные по грунтоведенью… Тьфу, так бы и выбросила все эти конспекты да кальки с миллиметровками в мусоропровод! Детство прошло, молодость проходит, жизнь уйдёт… Подруги уж с парнями гуляют вовсю, романы крутят — а ты сиди да черти, да мотайся на грёбанную работу да на учёбу, выжимай себя как лимон, а по ночам бесись от тоски, рви на себе трусы, трахай постель — никто об этом не узнает, никто не подойдёт к тебе и не скрасит твою жизнь…
И
И тут-то и тюкнуло Оливу по башке: а что, если написать об этом книгу? Описать всё, начиная с того летнего дня, когда она впервые наткнулась в инете на Агтустуд, познакомилась там с Салтыковым, и как всё потом развивалось и к какому финалу пришло. Описать всех друзей, все случаи, забавные и не очень, которые она пережила вместе с ними. И поскольку книга эта будет про Архангельск, то и называться она будет…
«Жара в Архангельске» — само собой всплыло у неё в голове. Почему «жара»? Да потому что сама по себе жара в Архангельске — явление странное для тех, кто на Севере не живёт, и думает, что раз север — значит, там и жары-то в принципе не бывает. И только те, кто там находятся, знают, что — бывает в Архангельске жара. Может, не так часто, но — бывает. Тут и параллель: ведь благополучные люди, у которых вся жизнь расписана по пунктам, не могут, как бесшабашная героиня книги, просто ни с того ни с сего сесть в поезд и поехать за тридевять земель, туда, где у неё и нет-то никого — лишь виртуальные знакомые, которых она не видела даже по фото. Они не могут себе представить, что можно девушке одной зимней ночью поехать через тундру с пересадками к парню, с которым и отношений-то никаких нет! Или августовской ночью одной заплыть на середину озера, положить к себе в постель семь человек, а самой со своим парнем всю ночь провести на балконе, объединить несколько компаний в одну и сбежать из дома босиком в одной пижаме! И вот эти-то благополучные, живущие «по расписанию» люди, прочтя эту книгу, скажут: так не бывает. И лишь герои этой книги, не выдуманные персонажи, а реальные люди, реально пережившие всё это, скажут: бывает. Ибо всё это происходило с ними, и на их же глазах…
На мгновение Олива остановилась: ведь если писать про них, реальных людей — кто знает, какая будет у них реакция, если прочитают эту книгу про себя? Если их за живое заденет это копание в их жизнях, в их душах? Можно, конечно, изменить некоторые имена…
Нет, Салтыкову я менять имя не буду, решила Олива. Пусть он так и остаётся — Андрей Салтыков. И пусть, когда эта книга будет написана и вывешена в интернете, он прочитает про себя, какой он, пусть увидит своё отражение — на зеркало неча пенять, коли рожа крива. И пусть все, кто прочитает эту книгу, узнают, какой он есть на самом деле — этот Андрей Салтыков, которого в Архангельске все знают как основателя Агтустуда, организатора многих вечеринок и начинающего бизнесмена. Пусть все увидят, какая отвратительная рожа скрывается под маской этого «президента Агтустуда», этого «клёвого Андрюхи», какой монстр сидит внутри этого на первый взгляд обаятельного и классного парня.
«Что ж, — решила Олива, — Это и будет моя месть ему за то, что он так обошёлся со мной и разбил мне жизнь…»
Как ветер летит время. Мелькают однообразной чередой московские будни. Стучит клавиатура компьютера, и рождаются из-под неё люди, пусть испорченные двадцать первым веком кибернетики и всеобщей интернетоманией, но — люди, не утерявшие способность страдать и радоваться, мыслить и совершать глупости, влюбляться и ненавидеть, грешить
Так и ушла Олива в написание своего романа, спасаясь в нём от одиночества и боли. Настоящего у неё не было, не было и будущего — было только прошлое, и прошлое была эта книга, которую она писала целыми днями. Лишь один человек остался у Оливы, с которым она теперь очень близко общалась, и который не отвернулся от неё и протянул ей руку помощи в трудный момент. Человек этот была Никки.
Да-да, вы не ослышались. Именно Никки, недавняя Оливина соперница. Та самая, которую Олива когда-то люто ненавидела за то, что она отняла у неё Даниила. Олива писала об этом в своём романе, но теперь же в её жизни всё перевернулось: тот Даниил, сгорая от любви к которому она некогда писала стихи, теперь был ей абсолютно безразличен; лучшие друзья превратились в чужих, равнодушных людей; самый близкий и родной человек в её жизни, Салтыков — стал заклятым врагом. А ненавистная соперница Никки стала самой лучшей подругой Оливы.
И можно было бы на этом закончить повествование, тем более сама Олива закончила его ещё раньше, на том страшном и тяжёлом моменте, когда узнала о предательстве Салтыкова. Но жизнь, жизнь не оборвалась на этом, как бы ни хотелось этого самой Оливе. Жизнь редко отлетает по желанию, да и смерть надо заслужить — мало кто умирает, не пройдя все круги адовых мучений. И Олива осталась жить, хотелось ей того или нет. Закончив книгу, полагая, что на этом история с Архангельском кончена, Олива даже не подозревала, что на самом деле это ещё не конец, и впереди её ждёт продолжение, достойное второй части книги.
Пока она об этом не думала.
Гл. 10. Курортный роман
Вода в Средиземном море была почти как в ванне. Из колонок доносилась песня — My heart will go on, уже пятый раз за день. От разноцветных тентов и шезлонгов, то там, то сям раскинутых по пляжу, пестрило в глазах, и Салтыков, вальяжно расположившийся в одном из шезлонгов, утомлённо прикрыл глаза.
Хорошо было лежать в шезлонге на берегу Средиземного моря, разморясь на жарком южном солнце, слушать шум прибоя, заглушаемый музыкой из колонок, и ощущать в своей голове приятную пустоту, отдыхая и не думая ни о чём. Всё, что осталось в Архангельске — работа, нетерпеливые заказчики, срочные проекты, чертежи в Автокаде, объекты, уровни ответственности и прочий геморрой ушли куда-то далеко-далеко, уступив место приятной лени и более лёгким мыслям.
Салтыкову захотелось пить. Словно обленившийся домашний кот, он нехотя открыл один глаз, затем второй. Надев шлёпанцы, он уже собирался подняться с шезлонга и идти в лавочку, мысленно прокручивая английскую фразу, с которой он обратится к продавцу, чтобы купить себе воды или пива, как вдруг заприметил буквально в двух шагах от себя двух загорелых девушек под пляжным тентом. «Не мешало бы с ними познакомиться, — подумал он, — Но они, наверное, нерусские. Эх, надо было лучше учить в школе английский…»
Он с видимым сожалением прошёл мимо них, решив, что на обратном пути обязательно уж как-нибудь подойдёт к ним, а за это время успеет сформулировать две-три английских фразы, смутно надеясь, что этих фраз возможно, будет достаточно, чтобы хотя бы одну из этих девушек затащить в постель, однако уверенности, что всё получится, у Салтыкова было маловато. С русскими бабами у него, по крайней мере, было куда меньше проблем, поскольку русским языком он владел настолько превосходно, что им он компенсировал с лихвой даже свою не слишком-то привлекательную внешность.