Жара в Архангельске-2
Шрифт:
«На что повелась Олива? — продолжал он думать, с брезгливым сожалением слушая её униженные мольбы к Салтыкову, — Чем он привязал её к себе так, что она окончательно потеряла гордость и превратилась в подстилку? Деньгами? Постелью? Красивыми конфетными фантиками? Чем?..»
Гладиатору стало противно. Едва дождавшись, когда Оливу, посланную на хуй Салтыковым, вывели под руки из подъезда, он, сказав, что ему надо успеть на автобус в Северодвинск, быстро попрощался и зашагал в сторону Воскресенской.
Олива вышла из подъезда
— Пустите меня! — крикнула она, отчаянно мотая взлохмаченной головой, — Ярпен, пусти меня!!!
— Олив, успокойся…
— Ах, так?!
Секунда — и в её руке сверкнуло лезвие ножа. Ярпен перехватил её руку с ножом: она задрожала и выронила нож, который, упав, вонзился остриём в землю.
— Ёшки-матрёшки… — испуганно прошептала Никки.
Олива не могла плакать; выронив нож, она немного утихла, но горе, застившее разум, тяжело и вязко бурлило внутри, не находя выхода.
«Куда они ведут меня? Зачем?.. — отчаянно думала она, — Ну кто их просил соваться не в своё дело?! Вот Хром Вайт обнимает и целует меня… Зачем? Он же не Салтыков…»
— Оль, ну зачем он тебе, перестань думать о нём… — бормотал Хром Вайт, обцеловывая ей лицо.
Олива сообразила, что уже находится дома, в постели. Кипящая злоба пеной поднялась к её горлу. Она распирала изнутри, требовала выхода, подступала как блевотина…
— Пошёл вон!!! — не своим голосом взревела вдруг Олива, — Убирайся к чёрту!!!!
Хром Вайт остолбенел.
— Пошёл вон!!!!!!!!!!!! Вон!!!!!!!!!! Вон отсюда!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Всё завертелось в глазах у Хром Вайта. Секунда — и он увидел себя, как бы со стороны, кубарем летящим вниз по лестнице.
И — душераздирающий, истеричный крик на весь подъезд — не её крик, она не могла так кричать.
— Вооооооооооооооооооооон!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Никки и Ярпен, сидя на кухне, тоже слышали этот крик. Потом всё стихло, и через минуту на пороге кухни появилась Олива с безжизненным и каким-то перевёрнутым лицом.
— Никки, — тихо, чуть ли не шёпотом произнесла она, — У тебя водка есть?
— Да, осталась с Гениного дня рождения…
— Наливай!
Никки нехотя достала бутылку и стопки. Олива молча налила водки себе в стакан и, не глядя, опрокинула в рот, быстро запив её кипячёной водой из кружки.
— Ещё!
Ярпен налил ещё. Олива выпила и закашлялась.
— Ох, ядрёна-матрёна…
Пришёл Даниил, сел рядом. Олива уже выпивала пятый стакан.
— Чёт-то я въебала по полторахе — нихуя! — она треснула кулаком по столу, — А водка ядрёная, мать её перемать! Эхх, наливай! Выпьем за то, что ни пизды не срослось и ни хуя не удалось! И к чёрту всё, к чёрту эту жизнь, как негодную больше дрянь!!!
Даниил
— Никки, врубай музыку! КиШа! Купи отец нам маски дети закричаали!
— Тебе нельзя больше пить, — Ярпен вылил в раковину остаток водки.
— Козёл! Мудак! Ты вылил мою водку! Ступай теперь за бутылкой, быстро!!! — она пнула его ногой.
Ярпен встал и ушёл. Олива треснула кулаком по столу.
— А ты что сидишь, моя любооовь! — она поцеловала Даниила, — Когда-то я тебя так любииила… А ты меня так и не трахнул…
Никки досадливо отвернулась.
— А чё Ярпена нет? Яарпен! Яаааарпеееен! — пьяно орала Олива, — Куда же ты пропал с водкой, сукин сын?!
Ярпен ещё был в прихожей и всё слышал. Он пытался надеть куртку, не попадая руками в рукава — Ярпен сам не знал, куда он теперь пойдёт. Однозначно не за водкой: он понимал, что Оливе пить больше нельзя.
— Ха-ха-хха!! Яааарпееен! — неслись из кухни безобразные пьяные крики, — А Ярпен меня лююююбиит! Ха-ха-ха!!!! Оооо, как он меня люююбииит! А я таакааая мрааазь!!! О-ха-ха-ха!!!
Ярпен вспыхнул до корней волос — т а к о г о он не ожидал даже от Оливы. Он пулей вылетел из квартиры — лицо его горело от стыда и обиды. Он побежал, не разбирая дороги; больше всего на свете ему хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Всё смешалось в голове у Ярпена; сейчас он думал только об одном: подальше от этого дома, от этой страшной, вконец обезумевшей ведьмы. Ему уже было невыносимо больно и стыдно вспоминать, как он жил с ней под одной крышей, как дарил ей свои стихи. Перед глазами его так и мелькали её взлохмаченные волосы и остриё ножа, вонзившееся в землю; в ушах так и стояли эти жуткие крики, этот дьявольский смех:
— Ха-ха-ха! Ярпен меня так лююбииит! Ха-хха-ха-хааа!!!
«Забыть, забыть всё это, как страшный сон…» — думал он, удаляясь от Садовой улицы всё дальше и дальше.
А Олива, пьяная в стельку, продолжала бушевать на кухне. Она лежала на коленях у Даниила, безобразно рыдая и смеясь, пела песни, несла какой-то бред.
— Ооо, как мне хорошо… Дайте мне ещё водки, дайте — я хочу пить!!! Купи отец нам маски — дети закричаали!.. Ха-ха-ха-ххааа!!! Он сказал, что я ему не нужна… Ха-ха-ха! Я ему не нужна! Не нужна! Не нужна!!!!
— Оля… — тихо позвал её Даниил.
— Пшолнах! Какая я тебе «Оля»?! — крикнула она, — Я не Оля!
— А кто же ты?
— Я — ммеееелкий!!! Я трребую, чтоб ты называл меня «мелкий»!!!
— Хорошо, мелкий, — грустно усмехнулся Даниил.
— Я ссать хочу… — заплетающимся языком пробормотала Олива, — Отнесите меня в тулаллэт… Ик! Пжалссста…
Даниил со вздохом взвалил Оливу как мёртвое тело к себе на плечо и понёс на толчок.
— А где ттут шттаны? Ик! Сними мне шттны пжаллста…