Жара в Архангельске-2
Шрифт:
— А что я? — Тассадар отвёл взор, — Ты же знаешь, что я несколько лет любил Оксану…
— А Олива?
— Олива очень сложная страница в моей жизни… С одной стороны, она мне, конечно же, небезразлична; но с другой…
— Значит, ты сомневаешься?
— Не знаю, Кузя, не спрашивай; я сам запутался…
— Но ты же понимаешь, что с Оксаной всё кончено, и уж больше ничего у тебя с ней не может быть, так же как и у Оливы с Салтом…
— Есть одно «но».
— Какое?
— За эти полгода, что я общался с Оливой, я добился известных успехов: она забыла
— А если бы Оксана вернулась… что бы ты делал? — осторожно спросил Кузька.
— Не знаю, Кузя, не знаю…
— А надо бы знать, — ответил он, — Я с Капалиным сегодня разговаривал…
— И что? — насторожился Тассадар.
— Так вот, он мне сказал одну вещь… Думаю, тебе необходимо это знать…
— Ну говори уже, не томи! Что тебе сказал Макс Капалин?
— Оксанка с мужиком со своим поругалась. Ушла от него с вещами на вокзал…
Тассадар почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
— Когда это было? — сдавленно спросил он.
— Вчера, — сказал Кузька, — По всему видать, она направила свои стопы в Северодвинск, к родителям.
Тассадар выбросил бычок и в волнении заходил по лестничной клетке. Кузька посмотрел ему в глаза — оба поняли всё без слов.
— Так что ты теперь будешь делать?
— Я… что я? Я не знаю… Это так неожиданно… А тут ещё и Олива… Сможет ли она это понять?..
— Слушай, Тасс, — Кузька загасил бычок о перила лестницы, — Мой тебе дружеский совет: разруливай это дело, пока не поздно. Олива опасная штучка, с ней шутить нельзя. Вспомни, что она сделала с Салтом. Он с ней такого дерьма накушался — ты, наверное, знаешь…
— Знаю… Что ты мне рассказываешь? — досадливо отмахнулся Тассадар, — Не волнуйся, Кузя, я не Салт. В отличие от него, я знаю, что делаю.
— Смотри же, Тасс, я тебя предупредил. Сейчас мы вернёмся в квартиру как ни в чём не бывало. Не будем портить девушкам Новый год, — Кузька взялся за дверную ручку, — Но водку я убрал на всякий пожарный.
— Зачем? — не понял Тассадар.
— А чтобы не терять контроль над ситуацией.
…Олива сидела как на иголках. Парни отсутствовали вот уже более десяти минут, и с каждой минутой она чувствовала, как нарастает ледяной волной страх внизу живота. Перед ней на тарелке лежала гроздь зелёного винограда и кусок шоколадного торта, но она не притрагивалась к еде — волнение сжимало её горло.
«О чём они там говорят так долго? — вновь и вновь думала она, — Явно не о политике и спорте, иначе зачем Кузька запретил мне идти с ними? Значит, они говорят о чём-то таком, что не предназначено для моих ушей… Но о чём же? Что Кузька мог наговорить ему про меня? О Господи, лучше об этом не думать…»
Олива нервно прошлась по комнате туда и обратно, и снова было села на диван, но волнение не давало ей спокойно сидеть на месте, и она вновь закружила по
«А если он сейчас придёт и не захочет больше меня видеть? Если Кузька ему наговорил чего-то такого, отчего он рассердится и больше знать меня не захочет? О Боже, только не это…»
— Что ты вертишься туда-сюда, как белка в колесе? — окликнула её Никки, — Сядь ты за стол ради Бога, не крутись! У меня уже голова кружится, глядя на тебя…
— Не могу! Я боюсь…
— Чего ты боишься?
— Я боюсь, о чём они там говорят так долго…
— Ну, глупости!
Хлопнула входная дверь, и в комнату зашли Кузька с Тассадаром. Олива вздрогнула всем телом и пытливо заглянула им в глаза. Кузька спокойно сел на диван рядом с Никки, привычно обнял её. Тассадар же сел, даже не прикоснувшись к Оливе и долго, сосредоточенно смотрел в одну точку, как будто что-то обдумывая.
«Вот оно — значит, я не ошиблась…» — холодным лезвием пронеслось у Оливы в голове. Она со страхом взглянула в глаза Тассадару, не смея обнять его.
«Да, Кузька, наверное, прав… — думал в свою очередь Тассадар, — Всё действительно зашло слишком далеко…»
Он посмотрел на Оливу. Она робко сидела возле него, едва удерживая в глазах слёзы — взгляд голодный, ищущий. Прав Кузька, прав… Но что же делать? Взялся за гуж — не говори, что не дюж…
Поколебавшись немного, он обнял её и задумчиво прижался щекой к её щеке. Метнул взгляд на Кузьку — тот еле заметно кивнул ему головой.
«Ну и чёрт с ним, — подумал Тассадар, — Не стоит портить праздник. Там потом видно будет, а сейчас пусть всё остаётся как есть…»
Гл. 46. Игра в фанты
— ВОлОдя! ВыхОди! — крикнул с улицы голос какого-то пьяного гопника.
Кузька задёрнул шторы. Походя, мелькнул взором за окно — там, в морозных зимних сумерках расстилался своими серыми пятиэтажками микрорайон Сульфат, известный всему Архангельску как одна из самых стрёмных окраин, кишащих самыми отъявленными гопниками.
Но мороз, сугробы, унылые серые дома-развалюхи и пьяные гопники оставались за пределами окна; внутри же Кузькиной квартиры было красиво, тепло и уютно. Мягко переливалась гирляндами в углу живая ёлка, на столе мерцали свечи, а стены и шторы окна были украшены мишурой и снежинками, искусно вырезанными Кузькой из блестящей фольги.
— Кузь, а Кузь! Тащи гитару, — распорядилась Олива, что сидела на диване рядом с Тассадаром, — Давайте устроим вечер живой музыки! Будем петь под гитару разные песни…
— Олива! Я тебя умоляю, — Тассадар досадливо поморщился, — Ну какие из нас певцы? Оставь это: я не люблю самодеятельности.
— Почемууу? — девушка жеманно надула губы, — Ну один разочек, ну ещё и будет, — она поцеловала парня в губы и повернулась к Кузьке: — Кузь, давай из Цоя что-нибудь.
— «Группу крови»? — спросил Кузька, настраивая гитару.
— Неее, только не «Группу крови», — Олива дёрнулась при воспоминании, как год назад у Салтыкова пели эту песню под караоке, — Давай что-нибудь другое.