Железный канцлер

Старый Денис

— Вы же не уйдете из Дании? — спросил я.

— А нас там и нет, правительство Дании работает, сумасшедший датский король пребывает в сумасшествии, а…

— Прекращайте! — потребовал я. — Вы оттуда уйдете после коронации? Понимаю, что до нее Наполеон еще и в датскую Норвегию войдет. Да и предлог хороший: помощь России. И мне нужно знать, как все это безобразие подавать своему государю.

— Мы не уйдем оттуда. Вы еще не знаете Бонапарта. Сейчас он на взлете, он не только в Дании будет, он еще и наладил отношения с Испанией, там будут стоять французский войска, —

сорвался чуть ли не на крик Талейран.

Да, как и в иной истории, так и в этой, «Анна Ивановна», это позывной Талейрана, русский шпион. Уверен, что и не только русский, не удивительно будет, если он играет и с англичанами, и с австрийцами. Ну да пусть играет, решу, что неугоден, так он доиграется, а я даже повяжу на руку черную траурную повязку по своему другу, скоропостижно скончавшемуся.

Ясно одно — история все равно, нет-нет, да и хочет свернуть на ту дорожку, которую протоптала в иной реальности.

— Сколько время до войны России и Франции? — предельно откровенно спросил я.

— Я не знаю, но Наполеон не начнет войну, пока не проведет все запланированные преобразования в армии, а еще есть Пруссия, Австрия… — не раньше пяти лет, — задумчиво говорил Талейран. — И я готов и далее с вами сотрудничать, но вы даете слово, а после и гарантии, если появится возможность, что Франция будет существовать.

— Наполеоны приходят и уходят, а народ Франции остается, — сказал я, чуть перефразировав слова Иосифа Сталина о Гитлере и немецком народе.

— Великолепно сказано, в рамках той системе мировоззрения, что я придерживаюсь, — восхитился Талейран.

— Вот и я так думаю, что пять лет, но скорее, все же семь. Как думаете, Шарль, ваш будущий император заинтересуется Индией? Ну и вы, конечно, — спросил я, не обращая внимание на восторженные возгласы.

— Он все еще хочет в Египет, — резко сменив настроение, настороженно отвечал Талейран. — А что? России есть что предложить?

— Непременно. И я поражен, Шарль, что до сих пор у наших монархов и стран… простите, пока Франция еще не стала империей и монархия только в России. Но все же… — я отставил чашку с кофе и описал без подробностей план операции под кодовым названием «Кари», названной так в честь любимой приправы индийцев.

Суть военной операции проста, сложнее ее исполнение. Однако, в любом случае, она осуществима. Я предлагал доставить французский корпус в Индию через Россию, Кавказ, Персию. Еще ранее я прорабатывал этот маршрут и с персами, пусть не с руководством, а с офицерами отряда, который был под моим командованием в Италии. Разговаривали мы и с Ложкарем, главой Военторга. Все реально. Можно и даже нужно это провернуть. Мало того, Военторг продолжает работать в Грузии и там есть и магазины и склады, более менее известна и налажена логистика с русскими частями, что дислоцированы на границе с Ираном.

— Очень интересно, — французский министр всплеснул руками. — Это то, что нам нужно. Такая компания не позволит разорвать отношения, а только сплотит франко-русский союз. Как, мсье Сперанский, пойдет Россия на такой союз?

Я не спешил заверять француза в вечной дружбе. Отнюдь,

нам самим предстоит в скором времени предавать Францию и провоцировать Наполеона на агрессию. Почему? Большой философский вопрос, объяснить который в краткой форме сложно. Хотя, если по-простому, одной фразой, то она может звучать так: «Чтобы оставаться сильным и всегда развиваться, нужно в союзе со слабыми ослаблять сильных».

Англия почти что созрела до того, чтобы перестать ее сильно дергать, а переключиться на Францию, которая с Наполеоном будет становиться только мощнее. России никак не выгодно, чтобы вся Европа была бы под Бонапартом. Это так или иначе, но обнажение и русских проблем, к примеру, вновь остро встанет польский вопрос.

Я не верю в то, что возможен равноправный политический союз между сильными державами с имперскими амбициями. Всегда есть ведущий и ведомый, даже если ведомый пыжиться считать себя равным или главным, а ведущий на словах потакает таким мыслям союзника. Наполеоновская Франция будет великой до тех пор, пока продолжаются завоевания, пока ретушируются социальные проблемы, выпячивается патриотизм и гордость основанные на том, что французские солдаты всех бьют. Ну и пока материальные ценности от войны, а Наполеон умеет грабить, будут поступать во Францию.

Вот и нужно будет императора Наполеона сильно урезонить, еще не знаю, уничтожить ли, но источить большую часть его ресурсов в среднесрочной перспективе необходимо. Если сделать это на пике русского перевооружения, которым я собираюсь постепенно, но неуклонно, заниматься, шансов победить у нас будет больше, чем когда Франция с иными игроками увидит русские новинки и скопирует их.

Так что нужно еще раз ударить Англию, чтобы ее восстановление было проблематичным и более энергозатратным, а после навязывать бриттам новые условия сосуществования. А поход французов в Индию, наряду с противостоянием в Ирландии, рассорят бриттов и галлов настолько, что они не смогут объяснить своим народам любое сотрудничество между странами.

— Когда требуется ответ? — спросил Талейран.

— Вчера, — пошутил я.

— Тогда я уже на днях отправлюсь в Париж. Но мне нужны заверения, что Россия хорошо относится к провозглашению французской империи. И что наша дружба не обременена проблемами, — гнул свою линию французский министр.

— Сделаю, что смогу, — скупо сказал я.

— Мне уходить? — с улыбкой спросил Талейран.

— Французскому министру стоит подольше быть с русском высшем свете, так и дружбу легче продлевать, — сказал я.

Французский министр иностранных дел встал, подошел к двери, обернулся.

— Я рассчитываю иметь вас в друзьях и во время империи, хоть бы и королевства. Для меня Франция — единственное, что по-настоящему ценное, — сказал Талейран и уже открыл двери, но я решил оставить последнее слово за собой.

— Шарль, не принимайте сегодня разных людей с бумагами, не стоит даже читать отчеты от ваших шпионов. Если я выведу всю вашу шпионскую сеть на чистую воду, Россия будет вынуждена поссориться с Францией. Остепенитесь, Шарль! — с усмешкой сказал я.