Жемчужница
Шрифт:
— Да как я его пущу? — в испуге воскликнула Салеман. — Он пусть мечом и владеет, да не повелитель и не заклинатель — пауки убьют его и даже не заметят этого! — пожаловалась она, покачав головой — и хитро улыбнулась, чуть прищурившись. — Ладно, друг, была рада я тебя увидеть, да только боюсь, семейство твоё испепелит меня взглядом, если останешься тут чуть дольше, — добродушно рассмеялась девушка, и Алана с Изу, переглянувшись, смущенно потупились, заставив рассмеяться теперь и Тики, который порывисто прижал их к себе и каждого чмокнул в макушку.
—
Девука отвела глаза, просто боясь на него смотреть, и выставила против этой белодухой (но не менее вредной от этого) еще один счет. Однако Тики тут же развеял все ее мысли вообще. Одним махом.
Он сверкнул глазами, какой-то как будто до ужаса счастливый из-за всего происходящего, и ласково прижался губами к ее щеке — совсем рядом с губами. Всего на секунду, но и этого хватило для того, чтобы у девушки все как ветром из головы выдуло. Раз — и нет ни одной маломальски связной мысли.
— Зато любящие, — засмеялась Салеман в ответ — и подмигнула им всем. — Как вы сияете, за милю видно, наверное! — Алана моментально почувствовала, как горят щеки, и мотнула головой.
А Тики разулыбался еще пуще прежнего и обнял её ещё крепче, тесно и ласково прижимая к своему боку и заставляя на какой-то момент затаить дыхание.
— Не смущай, — приказал он лукаво, — а то меня же потом заедят насмешками. Лучше дело вот свое делай — близнецы на главной площади, скорее всего. А уж кто из них Мана — уверен, ты и без нас поймёшь!
Салеман хитро сощурила глаза, становясь похожей чем-то в этом выражении на ту самую лису, что побежала воровать яйца, и махнула рукой.
— Альхон с тобой, друг мой! — со смешком произнесла она и хлопнула Тики по плечу. — Удачного праздника, — и вдруг обратилась уже к самой Алане: — Приятно было познакомиться, милая дева. Надеюсь, вам понравится у нас, — улыбнулась девушка и зашла к себе в дом секундой позже.
Микк размял шею, словно этот разговор слишком утомил его, и поделился:
— Вот она не понимает, что рука у неё тяжёлая, а невинным жертвам отдуваться.
Алана тихо рассмеялась, чувствуя себя несказанно счастливой, и потрепала хохотнувшего Изу по волосам.
— И поделом тебе! — заявила она, сверкнув глазами. Она казалась себе такой влюбленной — и такой легкой в этой влюбленности, что даже удивительно. — Не будешь на чужих невест заглядываться!
Тики ошеломленно вскинул брови — и вдруг расхохотался. И смеялся он так заразительно, что Алана даже не нашла в себе сил на него сердиться. После встречи с белодухой Салеман она снова как-то удивительно пропиталась предчувствием скорого праздника, и ей казалось, ничто не может сокрушить ее радостного настроения.
Даже Лави, который, похоже, твердо решил покончить с их общением.
Девушка горько усмехнулась все же, подумав про это, и тряхнула головой, переводя взгляд на сияющего от радости Изу и
Ведь у нее же есть Мана и Неа, верно? И у нее есть целый клан родственников, разве нет? Ее семья не канула в небытие совсем, существуют потомки.
И еще… у нее есть Тики. Который, кажется, только рад тому, что она не против притвориться его невестой. И есть Изу, ласковый маленький мальчик, рядом с которым она чувствует себя матерью и о котором мечтает заботиться.
Конечно, никто не позволит ей остаться на суше, но… если она сможет о чем-нибудь договориться с отцом, кто знает, вдруг… они смогут видеться?
На самом деле Алана не думала о том, как будет возвращаться назад в бухту. Она знала, что это будет сложно и во многом болезненно, и что отец будет злиться и отдаст ее за Линка, все верно. Но… как именно все это будет — как она отправится обратно, как будет расставаться с Тики, Изу и близнецами… она об этом не думала.
И не хотела думать.
Микк приобнял ее, мягко поглаживая по боку и иногда, наверное, непредумышленно спускаясь к бедру.
— Смотри, — улыбнулся он, показывая ей на алтарь, — сюда женщины приносят еду и обмениваются семейными рецептами. Так происходит четыре раза в год, зимой, весной, летом и осенью. И каждый раз еда соответствует времени года. Видишь, малыш, — тут он обратился к Изу, вникающему в беседу, и заговорил на имперском медленнее, чтобы мальчик лучше понял его, — вон там стоят столбы. Их каждый раз вкапывают заново. Столбы обливают горючей смесью и поджигают в знак почтения Альхону. Они горят с полуночи и до самого рассвета.
Ребёнок нахмурился, силясь понять странный обычай, и серьёзно кивнул, сосредоточено облизнувшись, отчего Алана хохотнула в кулак, пытаясь подавить рвущийся наружу смех, наполняющий её с каждой минутой все больше и больше — словно праздник проникает ей под кожу, впитывается в кровь, разгоняя по телу что-то невероятно лёгкое и прекрасное.
Или дело было просто в том, как красив и ярок в этот вечер был Тики, чья душа сияла так же сильно, как и раньше, но теперь не приходилось при взгляде на неё щуриться — словно солнце ласкало её своим мягкими лучами. Сразу же вспоминались одинокие деньки, когда Алана разваливалась на камне и грелась, млея и нежась в этом тепле, забывая обо всем на свете.
Около столбов собрались мужчины с бочками, и девушка, подняв взгляд в небо, покрывшееся звёздами, только сейчас заметила, что полночь так и не наступила.
— Праздничная ночь всегда длинная, — загадочно произнес Тики, заметив ее озадаченность, — а почему, никто не ведает. Говорят, так Альхон растягивает удовольствие, хочет, чтобы его чествовали подольше.
Алана рассмеялась все же такой догадке — и кивнула, не отрывая от мужчины сияющего взгляда.
— Значит, тут ты меня и танцевать научишь? — предположила она весело и, когда Микк охотно кивнул, хлопнула в ладоши. И только тут осознала, что отпустила его руку.