Жемчужница
Шрифт:
Это началось еще со смерти Катерины.
Алана снова погладила его по голове и кивнула. И Неа, глубоко вздохнув, обнял её за талию (старательно не касаясь бедер, как заметил Микк) и уткнулся лбом в живот.
Так они и стояли минуты две. Стояли — и улыбались. И Тики тоже не мог улыбаться, глядя на них.
Вдруг его потянули за штанину, и мужчина с удивлением увидел, как Изу с тоской во взгляде смотрит на обнимающихся Алану с Неа, но явно боится что-либо сказать по этому поводу, отчего руки сами потянулись к его светленькой макушке, чтобы мягко растрепать волосы. Тики хотел показать мальчику (сыну, о духи, сыну), что его любят, что им дорожат, что самому Микку можно верить, потому что ребёнок был таким замкнутым и боязливым, что иногда даже неуютно становилось.
— Иди сюда,
Алана, заметив, куда Тики смотрит, широко улыбнулась и повисла у него на шее, жмурясь и явно не желая думать ни о чем плохом. И Микк, оказавшись в этой куче-мале коллективных объятий, нежно погладил русалку по спине, призывая не задумываться о плохом и заставляя себя не искать скрывающуюся под тонкой тканью ханбока полоску шрама от плавника.
Однако убедить себя все-таки не вышло, и поэтому мужчина нашел пальцами рубец и ласково погладил его, что побудило девушку вскинуть на него глаза и подарить ему успокаивающую улыбку.
Напоминающую о недавнем разговоре.
Они ведь дружили, да… Интересно, а в знак дружбы все в русалочьем народе интересуются у людей, как мужчина прикасается к женщине?
Тики прикусил щеку, задушив в себе желание поцеловать Алану снова, и подмигнул застывшему на месте другу в знак приветствия, сделав вид, что только его заметил.
— Привет тебе, господин не-совсем-ученик-Книгочея! — хохотнул он и чуть отстранился от русалки, как-то прерывисто вздохнувшей, стоило только упомянуть о чем-то таком.
Лави напряженно осмотрел их всех, словно сомневался в их душевном здоровье, и подошел ближе, просверлив Алану подозрительным взглядом.
— Я же, кажется, просил тебя быть осторожнее, — заметил он прохладно, и Неа, только недавно отпустивший девушку, закатил глаза, не давая никому опомниться.
— А я тебе, кажется, говорил, чтобы бы держал свои недовольства при себе, верно? У нас тут счастливая семья и все такое, так что не отравляй атмосферу!
Лави сердито скривил губы и, повернувшись к застывшей в каком-то странном напряжении Алане, прошипел что-то на русалочьем с таким видом, что Тики тут же захотелось двинуть ему по лицу, потому что с такой грубостью в голосе вряд ли говорят что-то приятное. Но, к удивлению, девушка лишь хохотнула (с этой незнакомой холодностью и отстранённостью, которая иногда проскальзывала в её движениях, когда рядом никого не было) и обманчиво ласково проворковала на родном языке что-то, смысл чего нельзя было уже понять по интонации, после чего тритона внезапно окатило водой, буквально соткавшейся из воздуха, на что тот заверещал и недовольно затопал ногами, согревая воздух и делая его удушливо-сухим. Тики, кстати, всегда думал, что Лави управляет огнём, а потому для него было совершенно непонятно, как тритон вообще был способен на это. Ну что ж, времени для вопросов ещё предостаточно.
— Бешеная зубатка с обострением! — оскорблённо выкрикнул парень, поспешно удалился к стойке, где ему передали коробку, набитую провизией, и также быстро сбежал на улицу, не переставая подозрительно посматривать на спокойную и благостную Алану.
— Он иногда такой истеричка, — со смешком выдохнула девушка спустя несколько минут.
Тики и Неа рассмеялись, и Изу завторил им снова своим ласковым мелодичным смехом.
— Ну что, — отсмеявшись, поинтересовался Микк, чувствуя, как настроение улучшается и хочется снова обнять девушку и прижать к себе, — пойдем прогуляемся, бешеная зубатка?
Ему было немного совестно за то, что он так относится к долгое время бывшему его другом парню, но Алана… она ведь была совсем не такой, какой Дик ее рисовал. Именно поэтому мужчина постарался задушить стыд и забыть о нём — он ведь просил приятеля присмотреться, разве нет? И он уж точно абсолютно не виноват в том, что тот сам нарывается на грубость.
Русалка чмокнул Изу в щеку (совсем как мать,
— Конечно, отчего нет? Тут же столько всего интересного! — она заблестела глазами, снова пробуждая в Тики все эти неправильные, ненужные желания, и закружилась вокруг своей оси, явно пребывающая в прекрасном настроении или просто очень качественно прикидывающаяся, что это так.
— Больше не страшно? — Неа понимающе хохотнул и покачал головой. Его настроение тоже определенно немного пришло в равновесие. — Конечно. У нас тут красиво и люди не злые все-таки. Да и то сказать… — он задумчиво почесал в затылке, — отчего быть злым, если всего в достатке, правда?
Алана как-то странно хмыкнула, с такой неприкрытой иронией, такой зрелой мудростью в глазах, что Тики на мгновение заледенел, с колким осознанием вспоминая, что рядом с ним стояла не человеческая двадцатилетняя девчонка, а верховная морская жрица, которой было уже около пятисот лет. Та, кто где-то с неделю назад (а казалось — уже целую вечность) безжалостно напоила кровью двух чудищ и низвергла их в бездну.
— Существует много причин, чтобы быть злым, когда всего в достатке, уж поверь, — со смешком обратилась русалка к Неа, тут же заинтересованно приподнявшего бровь, а Тики, отчего-то чувствовавший себя так, словно ему весь воздух из лёгких только что выбили, постарался избавиться от мыслей, что все они для древней царевны были лишь несмышлёными детёнышами. — Была у нас одна ведьма, Зиргена, славившаяся своим голосом и роскошным садом, которому по красоте даже оранжерея моей матери в подмётки не годилась, — начала она пояснять мягким льющимся подобно неторопливому ручью голосом, и Изу увлеченно приоткрыл губы, заслушиваясь. — Но однажды ей показалось, что никто не достоин петь океану, кроме неё, что именно она должна быть той, чьим голосом будет наслаждаться наш господин, — Алана прикрыла веки и коротко улыбнулась, словно рассказывала легенду, и Тики ощутил, как волнение и беспокойство покидают его. — Она украла возможность петь и говорить с океаном у единственной тогда дочери царя, Элайзы. Из-за этого господин наш разгневался и лишил Зиргену голоса. И тогда она в гневе поубивала половину слуг во дворце, после чего сбежала в восточные впадины, где крала голоса русалок, надеясь вновь когда-нибудь заговорить, — зловеще закончила девушка, наводя своей нарочито мрачной интонацией забирающийся под одежду холодок. Изу, прижавшийся за время рассказа к боку Тики, завороженно слушающего захватывающую историю, тихо выдохнул:
— И что с ней случилось?
Алана взглянула на него с едва уловимым лукавством в глазах и, улыбнувшись, медленно, чтобы мальчик вникал в чужой язык, заговорила:
— Даже когда Зиргена поняла, что голос ей не вернуть, она продолжала искренне верить, что крылатки недостойны звания верховных жриц, а потому решила пойти на царскую семью войной, чтобы свергнуть моего отца и создать новую империю, с новым правящим родом и с новыми жрицами. Ей было невдомёк, что только крылатки были способны говорить с океаном, и способны они были на это сами по себе, а не потому, что были царевнами, но Зиргена была зла и полна ненависти, а потому каждый, кто вставал на её пути, умирал в мгновение ока. И когда она добралась до моего отца, ослабленного недавним бунтом в ледяных крепостях, уверенная, что теперь всё будет так, как ей угодно, внезапно к ней подкралась словно бы ночная тень, и ведьма оказалась обездвижена, — Алана, вошедшая во вкус, рассказывала так эмоционально, так ярко и сочно, что Микк просто заслушался, как и Неа с Изу. Вот неожиданно она всплеснула руками, заставляя мужчин вздрогнуть — и разулыбалась. — Это был Рогз, мой старший брат, он мог сливаться с окружающей средой, менять свой облик, а потому смог подобраться к ней незамеченной и уколоть шипом. А потом, — она глубоко вздохнула, очень расслабленная и довольная своим рассказом, — он заставил её выпить своей крови. Зиргена умерла, и те черные времена, когда она наводила ужас на все южные и восточные моря, назвали Безголосыми, — с улыбкой закончила Алана, удовлетворённо кивнув, и слегка смущённо прикоснулась к своему носу. — Что-то я разговорилась, — неловко хохотнула она, но Неа успокаивающе погладил её по ладони.