Жена Гоголя и другие истории
Шрифт:
— У нее волосы цвета воронова крыла.
— Так вот я знал одну — волосы цвета воронова крыла, с синеватым отливом, причем не только на голове, а кожа тем не менее чистая, белая, представляешь себе ощущение?
— Хочешь распалить меня?
— Думаю, в этом нет нужды. Так, к слову пришлось.
— А что скажешь о ее ручках?
— Ага, вот ты и про ручки
— Все равно, ручки есть ручки, садовая твоя голова.
— Ах, прости, пожалуйста.
— Ну а бархатные глазки? Какие они доверчивые, грустно-смущенные!
— Но и насмешливые, и дерзкие иногда, разве я не прав ?
— У, ехидина! Послушаем, что ты скажешь об остальном — мягкости и гибкости, наэлектризованности, робкой бесцеремонности или бесцеремонной робости, обо всем том, что заключено в ней с головы до пят. Давай-ка, выкладывай!
— И не проси, ничего не скажу.
— Ну и слава Богу.
— Признайся, влюбился в нее?
— Как было не влюбиться! Правда, это не значит...
12
Джамбаттиста удивился, найдя приоткрытой калитку в сад, который он привык считать hortus conclusus [61] , местом, полным чудес. Поскольку он был и оставался сорванцом, то, не раздумывая, толкнул калитку, обернулся, чтобы кликнуть кого-нибудь из товарищей и вместе совершить вторжение, но передумал и в одиночку ступил на запретную территорию.
61
Запертым садом ( лат.). (Песнь песней 4, 12).
Тут калитка за ним тихонечко и закрылась. Мальчик удивился, посмотрел по сторонам и обнаружил сидящего на ограде Марио.
— Ага, попался, — чуть сдавленным, деланно-ласковым голосом сказал тот. — Шучу. Мы ведь, кажется, знакомы?
Мальчик не ответил.
— Безусловно знакомы. Ведь ты Джамбаттиста, и не вздумай это отрицать. За свой дерзкий поступок ты заслуживаешь... заслуживаешь... конфет. Любишь конфеты?
Малыш хмыкнул.
— Только с собой у меня их нет, — продолжал Марио. — Зайдем в дом... Ты боишься? Не бойся.
Мальчик, все еще испуганный, покорно поплелся за ним к дому. Чтобы подняться в жилые комнаты, нужно было пройти мимо подвала и уж там... Да, лихорадочно думал Марио, если б я не решился до сих пор, то сейчас бы все равно решился — и место подходящее, и момент!
Чтобы лучше понять ход его мыслей, следует пояснить, что в подвале имелась непонятного назначения
— Да ты, кажется, трусишка.
— Кто — я? — спросил Джамбаттиста, снова принимая свой прежний, независимый и нагловатый вид.
— Спорим, тебе не хватит смелости сюда войти!
— Ты что, спятил? — бросил тот, бесстрашно ринувшись в темный подвал.
Марио последовал за ним.
— Ай да Джамбаттиста! Может, ты и сюда не побоишься войти?
— Куда?
— А вот сюда, не видишь разве дверку?
— Подумаешь, запросто. — И толкнул дверцу...
13
(Неожиданный эпилог, перечеркивающий все повествование)
— Остановись!
— Что?
— Остановись!
— Остановиться в такой решающий момент?
— Чем же он такой решающий?
— Ну, знаешь ли! Сам, можно сказать, настроил меня на это дело, а теперь явился, чтобы помешать.
— Третий раз повторяю, остановись. Считай, что зря потратил время.
— Не соблаговолишь ли объяснить?
— Помнишь знаменитого историка, увидевшего отражение близкой революции в глазах рабочего, который толкал перед собой тачку?
— Смутно.
— На том спасибо, учитывая твое дремучее невежество.
— Ну?
— Как раз сейчас, когда ты придумал эту смехотворную и к тому же несвоевременную ловушку (за калиткой, если не ошибаюсь, остался дружок твоего Джамбаттисты), в твоих глазах я читаю все, что должно знать — сегодня и всегда.
— Хватит говорить загадками, выкладывай начистоту.
— Дорогой мой, обычные скучные мысли не выкладывают (раз — и готово), их, если хочешь знать, высказывают (неторопливо, с необходимой долей горечи).
— Тогда высказывай.
— Ты никогда не сможешь этого сделать.
— Чего этого?
— «Убить мальчонку Джамбаттисту»... Никого ты не убьешь.
— Хочешь сказать, я не создан для поступка?
— Ни для чего ты не создан, и вообще ты не создан пока, создание твое еще впереди.
— О, наконец-то ты заговорил понятно. И убедительно. Единственное «но»: если ты все это знал — а ты ведь знал, полагаю?..