Жеребята
Шрифт:
Он вскочил на ноги. От неожиданного толчка мальчик зашевелился, застонал. Лунная дорога бледнела.
Подоспевшая Тэлиай хотела взять Огаэ у ли-шо-шутиика, но тот сам перенес его в дом. Там, на кухне, присев на низкую скамью, он держал Огаэ на руках, пока Тэлиай разворачивала одеяло и снимала с него рубашку.
– - Ты думаешь, это не повредит ему, Тэлиай?
– почему-то шепотом спросил Миоци, кивнув на большой ушат, наполненный холодной водой.
– - Если мкэ уж решился просить у меня совета, так пусть и слушается, - сердито зашептала старушка в ответ.
– Опускайте его в воду, да крепче держите подмышки... вот так....
Вскоре Огаэ, завернутый в
– - Я постелю ему наверху, на веранде - там свежий воздух из сада, - сказала Тэлиай.
Миоци кивнул. Она ушла. Огаэ глубоко вздохнул, заворочался в полотенце. Миоци погладил его спутанные волосы, и ощутил, что лоб ребенка стал прохладным и влажным. Подумав, что это - вода от купания, он отер его краем полотна, но капли пота снова выступили на лице мальчика.
– - Огаэ!
– позвал Миоци.
– - Не тревожьте его, мкэ ли-шо - пусть спит. Видите, он пропотел, и жар весь вышел наружу. Слава Небу - теперь он скоро поправиться! Батюшки!
– всплеснула она руками, - да он, бедный, обмочился... и прямо на вас, мкэ!..
Она завернула обмякшего Огаэ в сухое полотенце.
– - Совсем еще малое дитя, а вы к нему со своими белогорскими правилами... Будто сами никогда ребенком не были! Простите меня, глупую... Рубашку-то свою смените - я постираю.
– - Значит, ему лучше, Тэлиай?
Миоци еще раз провел ладонью по влажным волосам Огаэ.
– - Лучше, лучше - и не сомневайтесь. Скоро уже рассветет. Вы прилягте - а я посижу с ним. Вы не спали всю ночь, так и не ложились.
– - Нет, Тэлиай, - покачал головой Миоци.
– Ты иди, отдохни. Я не устал.
– - Да, конечно - у вас в Белых горах все не как у людей. Вы и не спите, и не едите...
Она проводила Миоци с его драгоценной ношей наверх, оставила на столике горящую свечу и сама в полутьме спустилась вниз на кухню. Миоци услыхал, как она загромыхала ведром, выливая воду из ушата.
В окно уже дул предрассветный ветер, занавеси колыхались. Миоци осторожно уложил мальчика на высокую кровать с горой подушек. Огаэ не проснулся, только сквозь сон ухватился своей ручонкой за ладонь Миоци. Тот, не высвобождая своей руки, присел рядом, спиной к окну и долго смотрел на бледное лицо мальчика, успокоенное глубоким сном. Огаэ дышал теперь ровно, слегка посапывая носом. Вдруг он заулыбался во сне и позвал отца. Улыбка его становилась все шире, он зашевелил губами, разговаривая со своим сновидением. Потом он глубоко вздохнул и повернулся на бок, выпустив руку учителя. Теплый луч упал на его взъерошенные волосы, воздух сада огласился пением птиц.
Миоци выпрямился, встал и подошел к окну. Диск Шу-эна уже поднялся над горизонтом и слепил глаза.
"Для чего Ты оставил нам это обманчивое в своем постоянстве знамение? Отчего диск Шу-эна каждое утро поднимается над горизонтом, а ты все спишь? Отчего каждую зиму люди празднуют прибавление света, и каждое лето приносят жертвы, чтобы дать солнцу силу - а Ты не видишь человеческой тоски? Зачем Ты мучаешь сотворенных Тобой пустыми надеждами, которые всеяли в них Твои же образы в Твоем творении? Отчего Ты спишь?".
Миоци резко, с силой опустил тяжелую занавесь. Потом взял свиток из тростниковой корзины и сел в углу на простой травяной циновке, подогнув ноги. Его распевное чтение вполголоса сливалось с набирающим силу утром.
Аирэи и Аэрэи.
Когда подошло время, вошла Тэлиай с завтраком на подносе - горячий
– - Спасибо, Тэлиай, - кивнул Миоци.
– Приготовь что-нибудь вкусное для Огаэ. Когда он проснется, наверняка будет голоден...Ты ведь знаешь, что любят дети?
Тэлиай недоверчиво взглянула на него.
– - Хорошо, если мкэ позволяет...
Она посмотрела на Огаэ с нежностью:
– - Спит, родимый...Сиротка!
Потом неожиданно добавила:
– - А у мкэ ли-шо - доброе сердце. Даром, что из Белых гор. Зря мкэ родители туда отдали. Мкэ ли-шо надо было жениться на красивой девушке из знатного аэольского рода, и завести пятерых таких мальчишек! Вот ваш батюшка бы радовался, глядя на вас! А теперь таким, как мкэ Иэ, бобылем, наверно, всю жизнь, и будете.
По лицу Миоци пробежала тень.
– - Простите, мкэ ли-шо - не мое это дело... Жаль вас старой рабыне, - растерянно сказала она, наливая в высокую глиняную чашку терпкий напиток из трав, и Миоци увидел, что в морщинках у краешков ее глаз поблескивают слезы. Одна из них медленно стекла по щеке и затерялась в пестром, бело-желтом платке, какие носят женщины соэтамо. Миоци отложил свиток в сторону и почему-то сказал:
– - Батюшка не был бы рад, если бы знал, что его внуки с рождения - рабы храма Уурта.
Тэлиай выронила кувшин из рук, и настой из трав быстро впитался в циновку, оставляя темно-красное пятно с горьким ароматом.
– - Рабы храма Уурта? Так вот почему... Вы из древнего аэольского рода, в которых были карисутэ? Из тех, кто в "списках" Нэшиа?
Миоци не сразу кивнул головой.
Тэлиай медленно собирала черепки в передник.
– - Я в доме Ллоутиэ кормилицей была... До трех лет кормила их первенца. Весь дом души в нем не чаял - такой красивый был мальчик, только слабенький. Мы его скрывали до трех лет с половиной, чтобы попозже отдать по закону Нэшиа в селение дев Шу-эна...У меня много молока было, я и хозяйское дитя, и свое кормила. Хозяин-то сына назвал Аирэи, а я-то, по глупости, не зная, что они такое имя ему дать собрались, назвала своего Аэрэи - обоих в честь водопада Аир, над которым вечная радуга... Так вот, не сговариваясь, одинаково назвала я его... Отца-то то он не видел - меня беременную в дом к Ллоутиэ продали, а Гриаэ, мужа моего, кузнец он был, в храм Шу-эна... Ох, горе... ох, как я выносила моего Аэрэи... сыночка Гриаэ-кузнеца - на слезах... на солнце взгляну - в очах от слез радуга. Вот и назвала его так. Аэрэи... А господа не сердились, что похоже назвала, нет, жалели меня. Сидят, бывало, у меня на руках - хозяйский Аирэи и мой Аэрэи, а госпожа Ийя и господин Раалиэ подойдут и будто путают - кто тут Аэрэи, кто Аирэи? И смеются так, и дети смеются, и я смеюсь... а потом одарят меня чем-нибудь - госпожа Ийя знала, что очень я любила Гриаэ своего, жалела она меня... А потом, как срок пришел, три года миновало, и Аирэи, хозяйского малыша, сокуны проклятые забирать стали, стражники Нэшиа среди ночи в дом пришли, то госпожу Ийю мамки снотворным зельем неделю поили, - отец приказал, боялся, что она не переживет... А отец-то сам молчал все, а ночами рыдал целый месяц. А уж я-то по Аирэи как скучала...Возьмешь на руку одну своего малютку, а вторая-то рука - пустая...Нет второго-то. И Аэрэи плакал, все спрашивал: "Ай! Братик? Где братик?" "Ай!" - это они так друг друга называли... Где же братик, что я ему скажу... ушел в горы братик Ай!
– говорю, а сама знаю - забрали на верную смерть. Сказали, что он и умер скоро - где же девам Шу-эна малыша выходить... он и умер у них...