Жеребята
Шрифт:
Голос ее прервался, она поспешно поднялась с колен, завязывая черепки в передник. Миоци встал, и, склонившись, заглянул ей в лицо.
– - Не плачь, мамушка Тэла, - сказал он ласково.
Черепки снова с грохотом упали на пол. Он продолжал, касаясь ее плеч:
– - Помнишь, как Аирэи, хозяйский сын, опрокинул на себя светильник с маслом?
– с этими словами он обнажил правую руку до локтя - на мускулистом предплечье был ясно различим шрам.
– - Сынок!
– обхватила Миоци Тэлиай, и расплакалась.
– Хозяин... Аирэи! Аирэи! Как же...Мкэ ли-шо-Миоци...Живой! Вот бы мкэн Ийя видела! Ах, Небо!
– - Как же ты попала в
– - Ах, дитя моё...Косы! Сколько мне лет - чай, забыл? Полвека уже живу. Скажи - ты был в имении Ллоутиэ? Простите, мкэ ли-шо, что я так разговариваю с вами...
– - Не беспокойся, Тэла - со мной так больше некому разговаривать, кроме тебя... Имение отца отошло храму Уурта.
...После рождения второго ребенка у Раалиэ Ллоутиэ и Ийи гонения уже затихли, как и скорбь по отданному навек из дома незабвенному первенцу. Девочку тоже назвали Ийа - "весенняя радуга". Но память последователей Нэшиа, слушавшему своих странных советчиков - "богов болот" и "сынов Запада" оказалась долгой. Сын Запада, бог со странным именем "Эррэ", вещающий в темноте пещер болотистых краев Фроуэро, велел искать и уничтожить жреца карисутэ, брата Ийи-старшей. Вскоре он был растерзан на глазах у сестры псами Уурта - сокуны, воины темного огня никогда не ослушивались бога Эррэ.
Ллоутиэ напрасно думали, что девочка останется с ними до тихого и счастливого замужества. Однако семьям, среди родственников которых были карисутэ, законом предлагался нехитрый выбор судьбы их детей: отдавать их на воспитание или в общины Уурта, или Шу-эна, без встреч с родителями и писем, с последующим принятием обетов посвящения, если они хотят сохранить свою жизнь. Так славный род Ллоутиэ должен был разделить судьбы многих благородных аэольских семей. Сделав Раалиэ и Ийю бездетными, ууртовцы не оставили их в покое. Земли их и рабы, и все имущество были забраны в пользу храма Уурта. Потрясения были слишком велики, и первым не выдержало сердце Ийи, умолявшей разрешить ей жить как рабыне при общине дев Шу-эна, где воспитывалась ее дочь, и получившись насмешливый отказ от чиновника храма Уурта: "о том, чтобы жить в общине дев, надо было думать до замужества". Раалиэ похоронил жену на своем маленьком поле, которое оставили ему, посадил молодой саженец сосны - дерева с островов Соиэнау и поставил на могилу привезенный издалека каким-то из его старых друзей большой белый камень. Под него вскоре лег и он сам...
– - А когда нас привели в храм Уурта, заставили поклоняться темному огню. Все кланялись, а Аэрэи сказал, что не будет... Ну и тут его и схватили...- Она смолкла.
– Мкэ сам знает, что с такими делают. Не посмотрели, что еще почти ребенок. Шестнадцать лет исполнилось всего!.. Спрашивали, кто научил, да где карисутэ прячутся...И все на моих глазах. Я к палачам в ноги, они как собаку отшвырнули. А он мне -"матушка, свидимся". Глаза ему выжгли...Он и умер почти сразу...А ли-шо-Оэо приказал своим людям меня силой увести, да и сюда, в храм Шу-эна. Так и живу. Сколько уж времени прошло. Даже не знаю, где его могилка - бросили, наверное, в печь или в выгребную яму... Да что уж - верно, скоро свидимся.
– - Мамушка Тэла, - Миоци обнял старушку.- Родная! А я ведь видел сестру.
– - Видел Ийю-малышку? Так забери ее сюда, к нам, Аирэи!
– воскликнула старая рабыня.
– - Она писала, что хочет посвятить себя Шу-эну,
– - Вот как! Да не может этого быть! Это, верно, ее заставили. А мкэ ездил туда?
– Тэлиай то переходила на почтительный тон, то снова запросто говорила со своим питомцем.
– - Ездил...- он помолчал, жалея, что начал этот разговор.
– Не хотел тебе говорить. Видел сестру - три года назад, когда ей было двенадцать. А теперь увидел только разоренное сокунами поселение. Где она, что с ней - не знаю. Жива ли?
Тэлиай погладила его плечи:
– - Жива, сынок, жива. Что думать о плохом... Надо искать. Ты теперь - ли-шо-шутиик, а ли-шо-шутиик может найти и иголку в стоге сена, не только сестру в имениях Уурта.
– - Нет следов нигде, Тэла. Я уже искал. Я начал с этого, как только приехал в Тэ-ан.
Тэлиай вспомнив что-то, вдруг сказала:
– - Постой! Я сейчас тебе принесу кое-что.
И вернулась из своей комнаты, неся плотной завязанный узелок.
– - Видишь - это семейный знак рода Ллоутиэ. Его одел на тебя твой отец, когда дал тебе имя.
Аирэи Ллоутиэ медленно поднес к губам деревянный с серебряным узором диск на длинном расшитом шнурке, поцеловал его и одел на шею, а потом поцеловал Тэлиай.
– - А это - твои пеленки и первая рубашечка, что ткала и шила мкэн Ийя. И вышивала она. А это - помнишь? Ты никогда с ним не расставался. Даже спал вместе.
– - Конь?
– Миоци улыбнулся, беря старую деревянную игрушку.
– Помню. Аэрэи отбирал его у меня, а я плакал и бежал к тебе жаловаться.
– - Помнишь? Ты помнишь Аэрэи? А еще, скажи, еще, что ты помнишь?
– - Еще - помню, как мы ели арбуз, сидя у тебя на коленях. И медовые лепешки, которые ты так же вкусно делаешь до сих пор... А у тебя осталось что-нибудь от моего молочного брата?
– - Вот это, - она показала ему кусок простого полотна.
– Это у меня осталось, после того как в пятнадцать лет он решил принять посвящение...
Она неожиданно смолкла.
– - Он был очень сильным и смелым, - продолжила она.
– Мкэ Раалиэ ведь дал ему вольную, сразу после того как узнал, что Аирэи, то есть вы, мкэ, умерли...И он воспитывался в хозяйском доме. У него был и конь, и лук - все как полагается воину. Он мкэ Раалиэ был за сына. Вы уж простите меня. Но мы ведь не думали, что вы живы...простите....
– - Что ты, Тэла! Рассказывай дальше!
– - А когда пришли слуги Уурта, он не захотел уехать, оставить меня... Да и мысли у него были...Он прошел посвящение...
– - Посвящение? Кому?
– - Не знаю, мкэ ли-шо. Не знаю, - заторопилась Тэла.
– Я только вам это говорю. Это тайна.
– - Шу-эну Всесветлому? Фериану Оживленному?
– - Нет, нет. Нет. Не знаю. И не допытывайтесь, мкэ. Какая теперь разница? В молодые годы часто Небо касается сердца юноши. Вашего тоже коснулось. И моего сыночка - тоже...
– - Мамушка Тэла, завтра я зажгу огонь на жертвеннике Шу-эна в память моего брата и буду делать это каждый день, как я это делаю за своих родителей. Не печалься. Доля его да будет освещена лучами Шу-эна!
– - Нет, нет, мкэ - не делайте этого. Аэрэи был бы против...да и я против. Не надо. Мкэ ли-шо-шутиик зажигает священный огонь Шу-эна, а у нас в нем нет доли...- запальчиво начала было Тэлиай, и осеклась.
– - То есть, ты хочешь сказать - Аэрэи не почитал и Шу-эна, а не только Уурта?
– изумился Миоци.