Жеребята
Шрифт:
– Теперь меня зовут Сашиа, брат, - тихо сказала она.
– Сашиа... Радуга...
– повторил он.
– Как тебе идет твое новое имя!
Она засмеялась, как ребенок.
– Мы сейчас поедем к Игэа Игэ, моему другу - ты уже знаешь его, но прежде я хочу, чтобы ты совершила обряд омовения, - сказал Миоци.
– Я, как служитель Всесветлого, силен призвать его милость на эти воды, чтобы они омыли с тебя ту грязь позора, которую тебе пришлось против своей воли вкусить среди ууртовцев.
Он тяжело
– Брат, - негромко позвала она.
– Что, сестра моя? Посмотри - у меня с собой чистая рубаха для тебя и священное полотенце для омовений. А здесь - масло милости Всесветлого. Не бойся, тебе не придется класть твое покрывало на алтарь. Ты и впредь будешь носить его.
Вдруг Сашиа гордо вскинув голову и став еще больше похожей на брата, проговорила:
– Я не боюсь. Я не осквернила ничем свое покрывало.
– Ийя... Сашиа!
– воскликнул жрец.
– Не бойся меня и не старайся меня обмануть. Я люблю тебя и все понимаю.
– Нет, ты не понимаешь, брат!
– ответила девушка ему.
– Меньше всего на свете я хотела бы когда-нибудь солгать тебе. И сейчас я говорю правду.
– Ты хочешь сказать...
– немного растерянно проговорил Миоци, - ты хочешь сказать, что милость Всесветлого сохранила тебя от рук рабов-ууртовцев?
– Да, милость Повернувшего вспять Ладью.
– О, Милостив Ты, Всесветлый, и велика милость Твоя!
– воскликнул Миоци белогорское славословие, воздевая руки к небу.
– В милости своей себя являешь Ты, неведомый, невидимый!
– Всесветлый да просветит нас, - сказала Сашиа.
– Что за молитву ты прочел сейчас, о брат - если мне будет позволено спросить?
Миоци перевел молитву на аэольский язык и добавил:
– Я воскликнул слова этого древнего белогорского гимна, оттого, что с тобой случилось чудо милости Всесветлого...
– Да, мне был послан человек, уважающий синее покрывало и непоклоняющийся Уурту, - ответила Сашиа.
– Где же он?
– воскликнул Миоци.
– Мы, Ллоутиэ, не должны оставаться неблагодарными!
– Он?
– с печальной улыбкой ответила-переспросила Сашиа.
– Он отведен в Тэ-ан и его скоро казнят в печи Уурта.
На мгновение воцарилась тишина - было слышно только, как журчит вода ручья карисутэ - "фуккацу! фуккацу!
– воссиял! воссиял! повернул, повернул, повернул ладью вспять!"
Сашиа склонилась к воде и просто сказала:
– Я умоюсь, и мы поедем дальше.
– Да, - ответил Аирэи.
Вода с оттенком крови еще лилась сквозь пальцы сестры великого жреца Всесветлого, как на дороге показался всадник в темном плаще - он был один, без свиты, хотя и конь, и одежда говорили о его знатности.
– Миоци!
– закричал он издалека.
– Миоци! Послушай меня! Ты заплатил двести лэ - я плачу тебе пятьсот. Вот кошелек!
–
– гневно переспросил Миоци, а Сашиа закрыла мокрое лицо покрывалом.
– Ты не узнал меня?
– засмеялся всадник, спрыгивая с коня.
– Вот такая неудача у меня - опоздал всего на чуть-чуть... и Уэлиш был прав, она красива... ах, красивая девчонка... давай вместе полюбуемся!
Он потянулся, чтобы откинуть покрывало Сашиа, но Миоци резко отбросил его руку:
– Как ты смеешь, Нилшоцэа! Это - моя родная сестра.
– Твоя сестра?
– всадник, оказавшийся Нилшоцэа, отпрыгнул назад, и неожиданно выхватил кинжал.
– Тогда защищай ее! Эй, белогорец!
Он стал похож на безумца - глаза его налились кровью.
Миоци, не на мгновение не теряя присутствие духа, выхватил из-за пояса свой меч и шагнул навстречу бывшему белогорцу.
– Сын Запада, бог болот Эррэ предназначил ее - мне! Миоци, отдай свою сестру добром!
– задыхаясь от гнева, шипел Нилшоцэа.
– Миоци! Я согласен покрыть ее позор! Сыны Запада велели мне взять ее в жены!
– Я не верю в сынов Запада, - хладнокровно отвечал Миоци, отбивая коварные удары кривого кинжала ууртовца.
– И я не знаю бога Эррэ. Если бы ты провел бы в Белых горах чуть больше лун, ты бы тоже не пленялся голосами богов болот. Сыны Запада? Это наваждения, наваждения, Нилшоцэа! А истинный белогорец...
В этот момент раздался всплеск, и Нилшоцэа, оступившись, оказался в глубоком месте ручья, выронив нож.
– ... истинный белогорец никогда не верит видениям, - со смехом добавил Миоци.
– Эалиэ!
– закричал Нилшоцэа, барахтаясь в кроваво-красной воде и не находя опоры.
– Эалиэ! Помоги мне выбраться!
– Ты не старуха и не дитя, чтобы не выбраться из ручейка, - усмехнулся Миоци.
– Кроме того, у тебя за поясом еще две сабли, и, кто знает, как ты решишь ими воспользоваться. Я, пожалуй, поспешу в Тэ-ан - у меня дела. Но, слово белогорца - я ничего не расскажу о нашей встрече. Твое "эалиэ!" коснулось моего сердца, о Нилшоцэа.
– Что ж, спасибо и на том, - проговорил Нилшоцэа, жалкий, в намокшей, похожей на жабью кожу, дорогой одежде.
И Миоци, подхватив Сашиа, ускакал прочь на своем вороном коне - а конь Нилшоцэа печально посмотрел им вслед.
– Ты испугалась, сестра?
– спросил Миоци, целуя Сашиа в лоб, как целуют маленьких детей, оберегая их от сглаза.
– Я поняла, что с тобою, брат, я ничего не боюсь, - ответила дочь Ллоутиэ.
– Это и был сам Нилшоцэа?
– Да, он... бывший белогорец... Когда он испугался, вспомнил "эалиэ!"
– "Эалиэ"?
– переспросила девушка.
– А что это значит?
– Это по-белогорски означает: "нас двое!" - то есть, ты не один, помощь близка, а в горах это очень важно.