Жеребята
Шрифт:
– Неужели ты накажешь этого замечательного мальчишку?
– воскликнул Игэа.
– Тебе нельзя вставать - поручи мне наказать его, я уж его выпорю!
– Прекрати свои глупые шутки, Игэа!
– произнес белогорец.
– Он - мой воспитанник, и я в ответе за то, чтобы он вырос достойным учеником белогорца.
– Нээ, пусть Огаэ войдет, - со вздохом произнес врач, и мальчик, робея, вошел в комнату, где, с повязкой на голове, лежал его выздоравливающий учитель.
– Благословите, учитель Миоци!
– звонко сказал Огаэ, входя
– Всесветлый да просветит тебя, - Миоци положил свою огромную ладонь на жесткие волосы мальчика.
– Не бойся, малыш, расскажи ли-шо-Миоци, отчего ты пошел на Башню, - ободряюще произнес Игэа.
– Мкэ ли-шо-Миоци, - начал Огаэ уверенно.
– Я читал, что в Белых горах есть такой обычай: когда учитель должен погибнуть, то его верные ученики следуют за ним.
– Ты хорошо выучил урок...
– кивнул Миоци.
– Это ты рассказал ему об этом обычае, Игэа?
– Я занимаюсь с мальчиком, пока ты болен, - с улыбкой ответил тот.
– Но разве он сказал что-либо неверное? Разве, когда какого-нибудь белогорца обвиняют в ложном учении, его ученики не приходят на суд со связанными руками, показывая, что они считают его невиновным, и готовы умереть, чтобы доказать это? И не разделяют ли его приговор, если он осужден?
– Хорошо, Игэа, а в чем ты обвиняешь меня?
– неожиданно спросил Миоци. Игаэ и Огаэ растерялись.
– Ступай, Огаэ, - сказал Миоци уже не сурово. Когда тот ушел, белогорец заметил:
– Твои хитрости шиты белыми нитками.
– Белыми нитками белогорского полотна.
– Того, что расстилают для молитвы?
– Да, его самого, полного перекрестий, - отвечал Игэа.
– Не тревожься за Огаэ, - сказал, помолчав, Миоци.
– Я не буду его наказывать.
– Спасибо, - серьезно ответил второй белогорец.
– Кто ухаживает за Каэрэ?
– словно опомнившись, спросил Миоци.
– Да уж, нашлось кому ухаживать, - засмеялся Игэа.
– Я вот, например. Иэ мне помогает, Сашиа. У нее прекрасные руки. Дар врачевания, воистину.
– Сестре я не позволяю оставаться наедине с Каэрэ!
– повысил голос Миоци.
– Опомнись!
– вздохнул Игэа.
– Что ты там себе выдумываешь? Каэрэ еле разговаривает, с ложечки бульон глотает. А Сашиа очень искусна в перевязывании ран - раны-то ты его видел? Видел, спрашиваю, что ваши Иокаммовы палачи с ним сделали?
– Да...
– не сразу ответил Миоци.
– Но Сашиа будет оставаться с Каэрэ только в присутсвии Тэлиай или Иэ! Или твоем, конечно, - твердо сказал он.
– Да, очень осмотрительно с твоей стороны, - ответил фроуэрец.
– А теперь ответь мне - зачем ты сделал его рабом? Зачем, пока он лежал без чувств, вкрутил ему в ухо эту золотую эццу? Я уже не говорю о том, что ты нарушил мои предписания - лежать, лежать и лежать?!
– Он должен быть под моей охраной. Храма Шу-эна Всесветлого - надежная защита.
– Он не был рабом, Миоци, - печально покачал головой
– А ты его им сделал...
– Так лучше для всех, - коротко отвечал ему друг.
– Помнишь, мы ходили к могиле ли-шо-Аолиэ?
– отчего-то вспомнил Игэа.
– Все юноши в Белых горах туда ходят в пятнадцать лет, - ответил Миоци.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Аолиэ говорил, что тот, кто забирает свободу у другого человека, лишает себя света милости Всесветлого.
– Я не забрал свободу у Каэрэ, - резко ответил Миоци.
– Я спас ему жизнь.
Раогай.
Дочь воеводы Зарэо сильно и зло натягивала тетиву лука. Стрелы летели точно в цель - привязанную к старому дубу расчерченную доску. Наконец, она в раздражении отбросила свой маленький лук с серебряной отделкой.
– Стрелы закончились?
– спросил Раогаэ, подходя и подавая ей несколько подобранных стрел.
– Позвать раба - пусть соберет?
– Не надо!
– резко выкрикнула Раогай, вырывая пучок травы и швыряя его в сторону.
– Эта Сашиа... бывшая рабыня храма Уурта... что она себе позволяет!
– Она - дева Шу-эна Всесветлого, - осторожно заметил брат Раогай.
– Дева Всесветлого?
– расхохоталась Раогай скверным смехом.
– Она - рабыня, и не более того.
– Она - сестра ли-шо-Миоци, - осторожно добавил Раогаэ, отступая.
– Ты что, влюбился в нее?
– выкрикнула его сестра.
– Я-то нет, - заметил брат.
– А вот ты по своему белогорцу с ума сходишь. Стыдно даже.
– Она выгнала нас из дома!
– Она всего лишь сказала, что брат никого не принимает, и Игэа сказал то же самое. Сашиа пригласила нас к столу.
– Я не собираюсь есть с ней за одним столом!
– фыркнула Раогай.
– Род Ллоутиэ - такой же знатный, как наш!
– выкрикнул ее брат.
– А ты вела себя отвратительно! Хорошо, что не видел отец!
– Ну, беги-беги, рассказывай ему!
– захохотала Раогай, переходя на плач.
– И почему я не родилась его сестрой?! Почему Сашиа, а не я, провожала его на Башню в грозу?
– и она закрыла лицо руками и зарыдала со стонами.
– Что за чушь ты несешь!
– рассердился Раогаэ.
– Я ухожу.
Ответа не было, и юноша, пожав плечами, ушел - ему надо было отыскать Огаэ, чтобы решить две задачи по землемерию и рассказать о том, что он узнал о Повернувшем вспять Ладью.
А Раогай отчаянно шептала, с силой втыкая стрелы в мягкую весеннюю землю.
– Миоци, Миоци...
Нилшоцэа, Миоци и Каэрэ.
Сашиа сидела, поджав под себя ноги, на цветном ковре, расстеленном на лужайке среди благоухающих цветов, и держала у губ флейту. Печальная и светлая мелодия, похожая на дыхание, сливалась с шелестом ветра в кронах деревьев и улетала прочь, стремясь догнать облака, бегущие по небу.