Жеребята
Шрифт:
– - Эалиэ!- повторился снова клич белогорцев и кто-то сверху потянул за веревку.
– - Эалиэ...
– прохрипел Миоци, отталкиваясь ногами от накаленного камня стены.
...Иэ подал ему руку, и Миоци, тяжело дыша и кашляя, перевалился через проем в стене, через который он до этого спускался в жертвенную печь Уурта. Он жадно глотал воздух,- затхлый, но холодный воздух заброшенного подземного хода. Странник-эзэт тем временм развязал Каэрэ, приложил ухо к его израненной груди.
– - Жив.
– - Спасибо, Иэ. Как ты узнал, что я...- начал Миоци, едва отдышавшись.
Иэ посмотрел на него, покачал головой.
– - Если бы ты все еще был моим воспитанником, а не белогорцем, прошедшим посвящение, я бы строго наказал тебя за твой поступок, - не сразу сказал он.
Миоци, пошатнувшись, встал.
– - Ты тоже боишься оскорбить Уурта?
– резко спросил он, кашляя.
Иэ медленно сматывал веревку и молчал. Наконец, он произнес:
– - Я учил тебя, что гордость - самый скверный порок. А ты из гордости один полез в эту печь. В Белых горах на такой риск идут только вместе с верным другом. Ты ничего мне не сказал. Тоже из гордости?
– - Нет!
– с трудом выговорил Миоци и захлебнулся кашлем.
– Ты не прав, Иэ!
– - Ты хотел бросить вызов Уурту - один на один, - продолжил старый белогорец.- Ты не хотел, чтобы кто-то еще участвовал в твоей победе.
Миоци, все еще кашляя и отплевывая черную копоть, оперся на край провала. Далеко внизу бушевало темное пламя. Молодой ли-шо-шутиик с трудом отвел взгляд от бездны, и его глаза встретились с глазами Иэ. Миоци вдруг заметил крупные капли пота на лбу старика, увидел, как дрожат его руки и тяжело колышется грудь.
– - Иэ, - Миоци подошел к нему,- прости, что я тебе ничего не сказал.
И по древнему обычаю он в ноги поклонился своему учителю. Иэ несколько мгновений стоял молча.
– - Да благословит тебя Небо, - наконец сказал он и коснулся его волос, испачканных сажей и пеплом.
– Встань, Аирэи - нам пора идти.
Едва Миоци набросил на плечи рубаху, оставленную им на камнях у края бездны, как Иэ спросил его:
– - А где твой нож и фляга?
Миоци схватился за пояс - ножа и фляги, которые он получил когда-то при посвящении, не было. Должно быть, он обронил их в огонь, когда карабкался по стене.
Они уложили Каэрэ на широкий плащ эзэта, и, держа края полотна на плечах, пошли со своей ношей прочь.
– - Куда ты ведешь нас, Иэ?
– спросил Миоци, проходя за ним по незнакомым переходам между нависающими каменными стенами.
– - Ты удивишься, когда увидишь, - ответил тот.
Вскоре впереди засветилась полоска предрассветного неба. Солнце еще не поднялось над горизонтом - ночь Уурта продолжалась. Бережно держа плащ с раненым, Иэ и его ученик поднялись по истертым ступеням крутой лестницы и вдохнули чистый воздух сада.
– - Добро пожаловать домой, брат!
– раздался голос Сашиа.
Они стояли среди сада позади дома ли-шо-Миоци.
– -
– Он жив, - добавил эзэт, отвечая на немой вопрос девушки.
Сашиа, завернувшись в синее покрывало, казавшееся черным в предутренней мгле, молча последовала за братом и Иэ в дом.
– - Аирэи, скоро восход - тебя ждут в храме Шу-эна. Я позабочусь о Каэрэ,- сказал Иэ, когда они вошли в горницу.
Возвращение из печи.
... Сашиа ковш за ковшом выливала на спину и голову брата горячую воду, пока он, сидя в большом деревянном корыте, где обычно стирала белье Тэлиай, оттирал с себя сажу и копоть пучками жесткой травы. Когда Миоци, наконец, вымылся, Сашиа подала ему большое полотенце, а потом - белую длинную льняную рубаху - одежду жреца Шу-эна. Миоци застегнул сандалии, взял из рук сестры расшитый золотом и бисером пояс ли-шо-шутиика и затянул его на бедрах. Расчесав деревянным гребнем мокрые светлые волосы, он спрятал их под широкой головной повязкой.
– - Благослови, брат, - склонилась Сашиа.
Он положил ладонь на ее голову, поверх покрывала, и обнял ее, плачущую.
– - Все уже хорошо, сестренка.
– - Аирэи!- только и произнесла она, поднимая мокрое от слез лицо.
Он поцеловал ее в лоб и отер слезу с ее щеки.
– - Ты молилась за меня?
Сашиа кивнула.
– - Это ты сказала Иэ, где я?
– спросил Миоци.
– - Да. Не сердись.
– - Я не сержусь, - ответил он.
– - Выпей отвара из трав или воды...Я испекла свежих лепешек с медом - может быть, поешь хоть немного?
– попросила Сашиа брата.
– - Я не могу есть до молитвы, ты же знаешь.
– - Когда ты вернешься?
– - Думаю, скоро.
На пороге он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Сашиа, набросив на плечи покрывало, держала свечу. Предрассветный ветерок почти задувал слабое пламя.
Он кивнул ей на прощание и вышел.
У друзей.
Первое, что ощутил Каэрэ, приходя в сознание - вкус теплого вина во рту. С усилием он сделал глоток, и оно заструилось в его жилах, распространяя по всему его истерзанному телу непреодолимое желание жить. Он попытался пошевелится, но боль остро напомнила ему, что он и в самом деле еще жив, и страдания не закончились. Он глухо застонал.
– Каэрэ, - проговорил кто-то над ним, - открой глаза.
"Палач?" - мелькнуло у Каэрэ, но он сразу же отверг эту мысль - руки, касающиеся его тела, не были руками палача.Он повиновался этому тихому сильному голосу. В сумерках лицо говорившего было неразличимо.
– - Когда...казнь?
– едва выговорил Каэрэ.
– - Она уже в прошлом, - человек осторожно приподнял его за плечи.- Пей еще.
Каэрэ сделал несколько глубоких, жадных глотков. В комнате светлело. Из-за закрытых ставней веяло прохладой.