Жертва
Шрифт:
Тотчас ему врезали ногой в грудь, опрокидывая на спину. Зрение вдруг вернулось, и Рэми успел сомкнуть пальцы на лезвии чужого меча.
– Так просто не сдамся, – прошипел он.
– Может, и хорошо, что у него не получилось, – где-то вдалеке сказал Алкадий. – Значит, ты можешь умереть.
С порезанных ладоней текла на грудь кровь. Сила Аши помогала, останавливая неумолимо приближающееся к сердцу лезвие, но даже ее было недостаточно. Рэми уже подумал, что через миг снова умрет, на этот раз навсегда, как натиск меча вдруг ослабел, и из груди Алкадия вышло
– Знаменитый меч вождей Виссавии, – прохрипел Алкадий, отшагивая от Рэми. – Который вы практически никогда не используете… и за что же мне такая честь?
– Ты думал, что так просто убьешь моего наследника? – холодно ответил Элизар, вытягивая из Алкадия тонкий меч. – И теперь ты умрешь.
– И все же ты договорился со своим племянничком, – захрипел покачнувшийся, но еще каким-то чудом стоявший на ногах Алкадий. – А я уж думал, этого никогда не произойдет.
Элизар смертельно побледнел в полумраке и бросил в сторону Рэми убийственный взгляд:
– Это правда? – дрожащим голосом спросил он.
– Какая разница! – вскричал Рэми. – Бей!
Вождь стремительно обернулся, нанося удар. Но лезвие пронзило захлопывающееся жерло перехода и упало на осыпанный осколками и камнями пол.
– Ушел, – устало сказал Рэми, чувствуя, как истощается, пропадает над храмом щит и вбегают внутрь, спешат по коридорам дозорные и Лиин.
И тут же пробило стрелой осознание, и Рэми спохватился, шатаясь поднялся на ноги и бросился к брату. Ар, все еще в облике зверя, лежал на полу белоснежной в черных пятнах грудой. Рэми сел рядом с Арманом, положил его голову себе на колени, обнял за шею, пачкая белое красным, и прошептал в пушистые уши:
– Ар… Ар… стань человеком. Ну же, братишка. Вернись ко мне! Не уходи, даже не думай… Ар…
Он посмотрел на вбежавших в зал дозорных, взглядом показал на полуоглушенного, стекающего на пол Мираниса и испуганную Лию, и вновь сосредоточился на брате, уговаривая принять облик человека. Дрожащими руками он гладил холку зверя, холодеющий нос, круглые уши… Ар будто не слышал, ускользал к призывающей грани, пугал своей неподвижностью. И Рэми хотел уже было смириться, попробовать его исцелить и так, как шкура под пальцами истощилась и подбежавший к ним дозорный сорвал с плеч плащ, закрывая лежащего на полу обнаженного Армана.
– Ар… – выдохнул Рэми и улыбнулся, поймав на себе взгляд брата.
– Нагнись ко мне, – едва слышно прошептал Арман.
– Ничего не говори…
– Нагнись, – еще раз потребовал Арман, и Рэми подчинился. Вздохнул, почувствовал на щеке, волосах, дыхание брата и вздрогнул, услышав:
– Пахнешь кровью. Не своей… Гаарса? Он мертв?
– Ар! – осадил его Рэми, но Арман продолжил:
– Мне жаль, брат. Мне так жаль… прости… это я его сюда привел…
– Прекрати! – прервал его Рэми, обняв Армана за плечи и принуждая не двигаться. – Прекрати немедленно, слышишь!
– Твои руки…
– Не думай сейчас обо мне! О себе, наконец, подумай!
– Не смей меня исцелять! Для этого есть виссавийцы! – прохрипел Арман, дернувшись
– Он прав. Ты сейчас слишком слаб, чтобы исцелять столь серьезные раны. Посмотри на свои ладони… Оставь его нашим целителям.
– Твоим целителям… – поправил его Рэми.
– Его исцелят лучшие, даю слово, – ровно продолжил вождь. – Ведь он из семьи вождя.
– Семьи? – взвился Рэми, посмотрев вождю прямо в глаза. – А где ты был со своей семьей раньше! Ты забыл о нем, о моем брате? Ты выкинул его из памяти! Тебе было плевать, что с ним, как он живет! Что его много раз чуть было не убили! Ты даже, когда Арман приехал в Виссавию, не признал в нем пасынка своей сестры! Кто ты после этого?
– Рэми… мы не можем… Арман не виссавиец…
– Самолюбивые выскочки! – оборвал его Рэми, чувствуя, как по его щекам катятся слезы. – Ты заставил меня остаться в Виссавии, бросить моих друзей, когда я им был нужен! Если я был бы тут… если я был бы с ними… Гаарс бы теперь жил! Арман бы не был ранен! Но что тебе до них? Они не виссавийцы! А я потерял друга, понимаешь! Человека, который был ко мне гораздо добрее, чем ты! Он был рядом, когда был мне нужен! А ты?
– Нериан…
– Не называй меня так! Мое имя Эррэмиэль, и я всего лишь кассиец, ничего более. Оставь меня, слышишь! Проваливай в свою Виссавию. Живи себе там дальше и забудь о моем существовании, как ты забыл о существовании моего брата! Уходи! Я справлюсь сам!
– Мальчик мой, – продолжал уговаривать вождь. – Я во многом виноват, но одно ты должен признать: я никогда тебе не врал. Я помогу тебе и твоим друзьям… чем смогу. Я дам им прибежище в Виссавии. Ты успокоишься, и тогда мы все решим. Не надо терять времени, у Армана его нет. Позволь мне и моим, если настаиваешь, людям. Прошу…
Рэми, наверное, никогда бы не согласился. Продолжал бы неистовствовать, если бы рядом с ним на корточки не опустился Лиин:
– Мой архан, – прошептал он. – Позволь мне осмотреть твои ладони.
Рэми позволил. Он терпел, когда лилась на его ладони целительная сила, сращивая порванные мышцы, и смотрел на лежавших неподвижно Гаарса и Кадма. На застывших дозорных, ожидающих приказов… его приказов. На едва живого и измученного Мираниса, над которым склонилась, на счастье, живая Лия. Он облизал пересохшие губы и вздрогнул, когда виссавийский целитель пытался подойти к Тисмену, и дозорный преградил ему дорогу:
– Пусти его, – прошептал Рэми.
– Но телохранитель… – пытался возразить дозорный.
Рэми сдержал рвущийся из груди крик, и, проведя ладонью рядом с лицом брата, погрузил его в целительный сон. Вождь прав… сейчас исцелять Армана было опасно, да и незачем: виссавийские целители справятся с этим лучше.
– Присмотри за ним, – приказал он Лиину. – Глаз с него не спускай, слышишь! И если ему станет хуже…
– Мой архан, я тебе нужен, – пытался возразить Лиин. – С твоим братом ничего не случится в Виссавии…