Жертвуя малым
Шрифт:
Она бросилась к постели, оттесняя робота в сторону.
— Как ты, мой дорогой? — причитала она, трогая лоб мальчика, теребя его за руку. — Как ты себя чувствуешь?
— Мама, — сказал ей мальчик, но глядеть продолжал на робота, — я есть хочу.
Робот отступил от них, наблюдая, как мать, сама не своя от счастья, хлопочет над сыном.
«Куколка стала бабочкой, — подумал он. — Но ее душа не такая, как у других».
Он не знал, что это означает, просто констатировал факт. Женщина прогнала его, и он вернулся в чулан, чтобы обдумать увиденное. Ему многое предстояло
Прошло восемь часов, и в чулан к нему явился гость. Это был уже не тот бледный и худой, как сама смерть, мальчик-куколка, растерянный и испуганный. Лицо его округлилось, кожа приобрела гладкий белый, словно мраморный, цвет, а губы стали сочно-красными. На узком и некрасивом лице громоздились черные очки. Встав на пороге подбоченившись, преобразившийся мальчик звонким голосом произнес:
— Эй ты!
— Да, — сказал ему робот. Он чувствовал терпкий сытный запах, исходящий от визитера, и видел, как жирно пульсирует и переливается душа, свернувшаяся в его животе. Душа, не такая, как у других, но за последние часы заметно окрепшая.
Мальчик ухмыльнулся и сделал шаг в тесную каморку. Свет коридорных светильников лился за его за спиной, но тени мальчик не отбрасывал.
— Боишься меня? — важно спросил он.
— Нет.
— Зря, — сказал он. — Я ведь сейчас столько всякого могу, ты обалдеешь, — он вытянул губы трубочкой и причмокнул.
— Ты сыт? — спросил его робот.
Мальчик хмыкнул.
— А твои родители?
— Они спят, — он на миг помрачнел, склонил голову, будто прислушиваясь к чему-то. — Отец спит, — уточнил он.
— Спит, — согласился робот. Он разглядывал стоящее перед ним предназначение, и думал о том, правильно ли поступил. Он не знал ответа, но, может быть, будущий владелец объяснит ему?
— Для чего ты пришел?
Мальчик снова хмыкнул, но было видно, что не так уж ему и весело, как он пытается изобразить.
— Ты знаешь, что случилось? — спросил он уже иным, не прежним самоуверенным тоном.
— Твое дальнейшее функционирование было прописано как цель. Необходимо было сделать так, чтобы ты очнулся, встал, ходил, говорил. Цель достигнута, задача выполнена.
— Ты убил меня, придурок!
— Убийство противоречит базовым установкам. Подключенный к аппаратам обязательного жизнеобеспечения ты был все равно что мертв. Теперь — нет?
— Я не знаю, — мальчик вдруг сел на пол, снял с лица очки. Глаза у него были злые и испуганные. Робот опустился на корточки рядом. — Ты меня убил? — а потом… я был голоден, понимаешь? И мама… она принесла мне бульон, но я не смог его есть. А потом… она наклонилась ко мне, и ее шея… так пахла! Я хотел только попробовать, совсем немножечко куснуть, а мама… она закричала и стала бороться. Я схватил ее, впился, и… Мне стало так хорошо, сытно и тепло, сердце снова забилось. А она… она упала, но потом она встала, полежала немного, совсем немного, и встала. Она спросила, что ей делать, и я сказал: «Позвони отцу». Она позвонила, и сейчас… он спит. Что я должен делать теперь, скажи?
— Неверный запрос. Поставь конкретную задачу.
— Ты станешь мне служить? — тихо спросил
— Введи ключевое командное слово и поставь задачу. Что значит — помогать?
— Ну, — мальчик опустил голову, теребя дужки темных очков. — Когда я снова проголодаюсь.
— Недопустимо причинять умышленный вред разумному белковому. Поправка: разумному белковому, обладающему душой.
— Даже если я прикажу? — вскинул мальчик голову. В глазах его мелькнул опасный азарт.
— Даже если будет приказ. Базовые настройки изменить невозможно.
— А если я тебя укушу? — тихо, внятно произнес мальчик.
— В число базовых настроек входит функция самосохранения.
— А если тем самым ты причинишь мне вред?
— По возможности необходимо избегать такой ситуации.
Мальчик хмыкнул:
— Жестянка!
Робот промолчал. Основу строения его тела составляла органика, чип был сделан из тугоплавкой пластмассы и кремния. Жести в нем не было ни грамма, но ведь мальчик говорил не об этом. Он ведь не спрашивал ни о чем.
— Я слышал новости, — сказал вдруг мальчик и свесил руки между колен. — В городе должны быть другие такие же. Не мешало бы разыскать их.
— Для чего?
Он пожал плечами.
— Может быть, они что-то знают о том, что происходит.
— Ты ставишь задачу?
— Да. Когда отец… проснется, я спрошу у него командное слово.
— Ты — новый хозяин?
— Вроде того, — мальчик криво усмехнулся и надел очки. — А ты — моя бесполезная жестянка.
— Принято, — согласился робот. Наконец-то для него все становилось на свои места. Он испытывал невыразимое облегчение от одной только мысли об этом. — Как следует называть тебя?
Мальчик посмотрел на него, наморщив лоб.
— Молох, — сказал, наконец, он и удовлетворенно кивнул. — Называй меня Молох.
Засмеявшись, он легко вскочил на ноги.
— Я скоро приду! — пообещал он и резво выбежал из чулана.
«Приходи», — подумал робот, глядя ему вслед. Он сидел на корточках и смотрел на полосу света, перерезанную незакрытой дверью в темный чулан. Совсем немного ему оставалось подождать того момента, когда можно будет пересечь границу известного ему мирка, и выйти в свет из тьмы и тесноты. Он вспомнил воронку, на краю которой стоял в своем кошмаре, и подумал, что нужно уйти от нее как можно дальше. Уйти с тем, чтобы забыть, и никогда больше не испытывать сосущего искушения шагнуть вглубь чудовищного и привлекательного в беспросветности своей мрака.
Молох вернулся часа через два и пришел не один. С ним был его отец. Всегда аккуратно одетый, с тщательно уложенной прической, сейчас он был растрепан, пиджак помят, галстук сбит набок. Он был растерян, глаза беспокойно бегали. Молох, стоявший у отца за спиной, выглядел подавленным.
— Это ты сделал?! — без обиняков заявил киберконструктор, решительно шагнув к сидящему на корточках роботу. Он схватил его за грудки, без особого труда вздернул вверх так, что ноги оторвались от земли, встряхнул. В растерянном взгляде его зажегся гнев. — Какого рожна ты посмел это сделать?