Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...
Шрифт:
– Да убери ты, ирод окаянный! Бормочешь что-то, лопочешь... Все вы кобели, мужики... И наши, и ваши... Наши только норовят по доброй воли, хуть и с перепою, а ваши - и так, и снасильничать...
– О, ты есть шлехт! Я люблю таких... когда дерутся! Германского солдата это возбуждает...
– Сам ты шлехт! Уймись, ирод...
Возле печки на широкой лавке спал переводчик из райуправы. Он лежал
Брюнне был счастлив, когда шеф выполз из-под стола:
– Дуста там нет, мой французик! Как ты говоришь - аджуданчик?! Сдвигайся ко мне по-ближе, я тебя обниму, а ты - меня! Мы снова выпьем это хмельное русское пойло... кстати, совсем не плохое! Затем будем качаться и петь... всё в такт... прекрасную германскую песню "Был у меня товарищ"!
– Нет, мой аджудан, это слишком мрачно! Давайте петь "Мальбрук в поход собрался, отважный был король"...
– Слушай, давай, Брюнне! Я беру свои слова обратно - ты настоящий германский парень, на-сто-я-я-щий! Ты слышал!?! А теперь я тебя расцелую, а ты меня - давай петь...
– Да, давай, мой аджудан! "Мальбрук в поход собрался, отважный был король..."
– "В ботфорты обо...ся, таков и был герой..."
Танненберг не оставлял своих попыток обхватить Дарью со всех сторон. Та, злобно зашипев, замахнулось на него кулачищем. Тот во мгновение ока посурьёзнел. Его палево-рыжие глаза метнули предостерегающие искры, рука, поросшая золотисто-рыжим волосом качнулась к угловатой кобуре с белой цепочкой. Но в следующий момент он снова подобрел - по лицу расплылась не вполне умная гримаса:
– Alles! Ты есть красивый, но отшень злой баба! Я думайт, ты хотеть зон от германски зольдат...
У Дарьи чуть язык не прыгнул до ушей:
– Он думать!?! Ах ты, ирод! Чего удумал, прости Господи! Да у меня муж есть, и двое детей. С козой моей такое учуди - ей в самый раз...
– Не понимайт! Что есть коза?
– А та, что бодается... Понял?
Пока тот соображал, силясь понять, Дарья сделал попытку убежать. Но Гетц заорал ей в след:
– Halt-t-t!Kommt zu Mier, Himmergott!
Он намеревался выстрелить поверх её головы. Но в последний момент не стал делать этого. Ограничился лишь тем, что бросил "люгер" на стол - так, что зазвенела посуда. Дарья замерла как вкопанная. Затем она медленно повернула голову, чтобы встретиться взглядом. В глазах у неё застыло подступающее отчаяние.
По знаку Гетца к спящему подошёл Taнненберг и довольно чувствительно
– Auff, shwainebenner! Shneller!
Тот подскочил как ужаленный, не разогнув колен:
А... что, панночку?! А, извиняйте... in Shullegen zi Bitter, Herr Hauptmann...
Гетц оглушительно захохотал, тыча пальцем в сторону Дарьи:
– Спроси её, где она прячет своего мужа? Пусть выйдет к нам... мы ничего ему не сделаем, свинячий бог! Чёрт возьми, в этой стране мужчины - трусливые свиньи?! Пусть сядет с нами и выпьет! Это его дом...
Он толкнул в бок Бюнне и подмигнул ему. Дарья тем временем выскочила - за ней, как тень скользнул Танненберг. А переводчик, косясь на стол, снова блаженно рухнул на лавку.
– Герр обер-вахт...
– К чёрту... к свиньям чины - мы сидим вместе, у нас одно застолье!
Брюнне оправился и густо покраснел:
– Вы позволите называть себя называть...
– Да, свинячий бог! Амор Гетц! Или просто Гетц! Если тебе так нравится...
– Да, нравится, Альфред! Дай я тебя поцелую - прямо-о-о в губы...
Он притянул, отбивающегося Брюнне к себе - полетели крючки от воротника. Альфред уперся руками как хомяк:
– Мой аджудан, вы меня смущаете... Я не хочу так целоваться! Я не дама!!! Меня в детстве, если вам интересно, хотели назвать... му-м-м...уберите губы... Шарлем...
Он сопротивлялся, не смея, оттолкнуть своего начальника по-настоящему. Лишь заглатывал свои губы. Поцелую Гетца не достигали цели - он лишь обслюнявил его лицо.
– К чё-о-орту всех Шарлей!!! К чертям свинячьим, к свиньям драным... Как и этих баб... А, ты не хочешь целоваться... брезгуешь... Твой начальник хочет, а ты ему отказываешь? А ну-ка, встать, смирно-о-о!!! Я не шучу!!!
Продолжая обнимать Брюнне, он вдарил левым кулачищем так, что тарелка с картошкой опрокинулась. Землисто-серые неочищенные "земляные яблоки" разлетелись по столу и по дощатому полу.
– Вам надо успокоиться, герр Гетц, - с предостережением заметил Альфред, утирая его слюни батистовым платком.-Давайте выйдем во двор - помочиться...
– Смирно-о-о... А, впрочем, я действительно перебрал, - Амор хлопнул Альфреда по спине, затянутой в мундир.
– Надо выйти, ты прав. У меня уже пах раздуло, как коровье вымя. Ты прав, а я не прав. Так уж заведено: когда мы пьём, то мы уравниваемся в правах и в званиях. Кто самый трезвый, тот самый...