Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...
Шрифт:
Толпа, завидя военные приготовления, заволновалась ещё больше.Тогда Гетц дал короткую очередь в небо...
– Этот русский не подчинился приказам германского солдата и был убит, - продолжал Гетц через переводчика.
– Так будет с каждым, если будет и впредь проявлено неподчинение. Есть среди вас те, кто знают о его связях с партизанами?
Пока переводчик, бойкий малый из районной управы, облачённый в яркую косоворотку, чесучовый пиджак и лаковые сапоги (на манер купчины) лихо
– Дурни вы, дурни! Известное дело, что так... Господа немцы стараются для вас, жизнь вашу налаживают, чтоб Советы не вернулись... это самое... Вы же, идить вашу мать, как телки неразумные! Всё одно - куда вам гадить...
– Так ведь это - Свирид-то... про него тебе больше ведомо!
– Как же! Как-никак, большие друзья были - выпивали вместе...
– Да, как сщас помню - стою-ка я супротив хаты нашего старосты, в оконце смотрю. А тама - он и Свирид, ныне покойный... прости, Господи, раба грешного... обнимаются - чуть не лобызаются...
– Shvaigen!
– рявкнул Герц. По его знаку один из солдат чувствительно стукнул прикладом одного из говоривших: - Если они не прекратят свой разговор, я прикажу расстрелять каждого десятого. И сам начну расстреливать... Похоже эти русские не понимают, когда с ними обращаются лояльно, - обратился он к к своему помощнику, вахмайстеру Брюнне.
– О,да, мой аджудан!
– отвечал тот на французский манер, так как был родом из Эльзаса.
– Дикая нация...
Толпа моментально притихла. Косницин снова оживился, встретившись взглядом с Гетцем.
– Ну, дурни, говорите то, о чём спрашивают?!
– снова накинулся на односельчан Косницин, что разводил руками и взмок от пота.
– Кому что о партизанах известно, ась?! Ведь стрелять начнут - как пить дать...
От мысли, что сожгут хату, где жила возлюбленная его сердцу Глашенька, становилось нехорошо. Словно кошки скреблись по нему и шерстью обрастало.
– А ежели скажем, Трофим, будет нам пощада?
– обратился из толпы сморщенный старик, который привесил к потёртой до бела гимнастёрке георгиевскую медаль с крестом.
– Ну, ты ещё поторгуйся, Митрофан! Тебя первого и коцнут...
Толпа снова забурлила. Раздались отдельные выкрики:
– А пущай зачинают с тех, у кого родственники в коммунистах! Кто сам в партейных ходил, в активистах всяких!
– А верно, ить... Сами напортачили... делов натворили - нам теперича за них отдуваться?!
– Эй, краснюки, слышали? Давай, выходи! Ежели сами не выйдете да не покаетесь - петуха вам пустим...
Гетц
– Они снова затеяли свой балаган?.. Впрочем, о чём это?
– Герр обер-вахтмайстер, они обсуждают - кому отвечать за происшедшее. Те, кто пострадали от Советов, настаивают, что отвечать должны коммунисты и родственники коммунистов.
– Тут такие есть?
– Судя по всему, да.
Гетц и Брюнне возбуждённо переглянулись.
– Спросите у старосты насчёт списков - он их составил?
– округлил свои оловянно-голубые зенки Герц.
Так как Косницин продолжал, теперь уже вполголоса увещевать односельчан и нечаянно повернулся спиной, переводчику пришлось толкнуть его. Тот немедленно подскочил как ужаленный - затем едва не присел:
– Чего изволите, паночек?
– Я вам не паночек... Герр, едрит его мать... спрашивает насчёт списков коммунистов - вы их составляли? Говорите быстрее, вашу мать, если хотите жить. Я тут один стараюсь, чтобы вас всех не пожгли...
– Как же, - обиженно возмутился Косницин.
– Один он...
Переводчик без разговора заехал ему кулаком в челюсть. Удар был слабый, но чувствительный - староста охнул, присел ещё глубже.
– Слушай, идиот ты лесной или сельской...
– глаза переводчика расширились: - Ты чего - ещё не понял, что будет? Я прино-ношу глубокие извинения...
– с боязливой улыбкой обратился он к Гетцу и незамедлительно продолжил: - Они сейчас такое вам устроят - на всю жизнь запомните. Списки, спрашиваю, есть?
Косницин жалобно затрясся:
– Ну, есть...
– Не нукай, не на выпасе... Ну-ка неси их скорее сюда - бегом! А партийные, или кто при Советах в активистах ходил, пусть выходят! И поживее, - обратился он к толпе, сделав страшные глаза.- И нечего прятаться, господа! Всё равно дознаемся - ещё хуже будет. А если сейчас покаетесь перед германской властью, село, может быть, и спасёте, - он мгновенно перевёл сказанное и с надеждой спросил: - Верно я говорю, герр обер-вахтмайстер? Им... нам можно надеется?
Гетц только что сделал глоток коньяка из плоской фляги - передал её Брюнне. Он всегда так делал, когда близился час специальных акций. Его глаза помутнели, а затем стали красные. Складки кожи врезались в тёмно-синий, отложенный воротник с белым кантом. Услышав сказанное, он захохотал по неизвестной для него причине, придя в благодушное настроение. У солдат, стоявших в оцеплении, на лицах под касками появились также подобия улыбок. По опыту, многие из них знали: если шеф так себя ведёт - жди или скорой расправы, или прощения. теперь всё дело решал случай...