Живое проклятье
Шрифт:
— Мечников, что там у вас? — услышал я крик Александра Щеблетова. — Мы уже скоро подъедем к Хопёрску. Надеюсь, никто умереть не успел? Сразу скажу — если что, я — обычный наёмный извозчик.
Только сейчас, взглянув в небольшое окошко, я заметил, что Щеблетов вновь нацепил на себя эту дурацкую накладную бороду. До чего же он боится, что кто-то его узнает. Только мне кажется, что вся эта конспирация совсем не нужна. В Хопёрске живут в основном крестьяне. Никто и малейшего понятия не имеет, какую должность занимает Александр.
А телефонов,
Но я, выкинув из головы мысли о Щеблетове, перешёл ко второму пациенту. Супруг Марфы — Аким — чувствовал себя чуть легче, чем старушка. Однако раны его напрягали меня не на шутку. Верхняя половина тела Акима была покрыта лёгкими ожогами. Но чем ниже я опускал свой взгляд, тем более тяжёлые повреждения представали передо мной.
Похоже, когда судья Устинов воспламенился, огонь с его левой руки перелетел на дом, а затем уже опалил ноги крестьянину Акиму. Нижние конечности старика пострадали больше всего.
Выше пояса встречались ожоги только первой и второй степени. То есть, сверху пострадал только эпидермис — верхний слой кожи. Да, это больно, неприятно — но, не смертельно. Скоро появятся пузыри, потом кожа сама себя восстановит.
А вот на голенях старика всё было иначе. Судя по всему, поверхностный слой кожи сгорел моментально, и пламя тут же устремилось к глубоким слоям. Оно повредило дерму — тут без сомнений. А без неё кожа сама себя заживить уже точно не сможет. На месте этих ожогов появятся безобразные рубцы, которые могут помешать дальнейшему движению ног.
Если, конечно, Аким выживет…
Ведь всё это — мелочи, в сравнении с тем, что случилось со стопами старика.
Там произошёл не просто некроз, а настоящие обугливание. Кожи совсем не осталось, а все глубокие ткани подверглись глубочайшему термическому повреждению. Мышцы, связки, сухожилия, кости — всё опалилось!
И вот здесь-то мне и предстоит настоящая работа, на которую придётся потратить большую часть вновь полученной магии.
Если ничего не изменить — Аким попросту лишится стоп. Ходить он уже не сможет, а это — самый лучший исход во времена девятнадцатого века. Не будь тут способных лекарей — и он умрёт. К ранам присоединится инфекция. Проникнет в кости, в сосуды, а затем быстро распространится по всему организму.
Пожилое тело быстро умрёт от лихорадки и интоксикации. Ведь бактерии и иммунная система выделяют слишком много агрессивных веществ, которые скорее убьют человека, чем колонию микроорганизмов.
Я мысленно оценил, сколько у меня осталось сил. На Марфу пришлось потратить больше трети своего новообретённого запаса. М-да… Рискую я на этот раз очень сильно. Играю в русскую рулетку. Только в барабане револьвера три пули вместо одной…
Я погибну с пятидесятипроцентной вероятностью. И всё потому, что какому-то неизвестному женскому голосу вздумалось подвергнуть меня этому испытанию.
— Алексей, ты как? — крикнул Синицын. —
Я не стал отвечать Илье. Сложно сказать, прав он или нет. Я никогда не руководствовался возрастом, спасая людей. Проклятье, да какая к чёрту разница?! Двадцать, сорок, шестьдесят лет… Можно подумать, что с возрастом люди перестают быть людьми!
Каждый имеет право на жизнь. Каждый имеет право на медицинскую помощь. Возраст не имеет значения. По крайней мере, для меня. Меня тошнит от людей, которые говорят, мол: «Чего удивляться? Он уже своё отжил!».
Чушь. Не могу принять такое. Если человек умирает от накопившихся хронических болезней, находясь в пожилом возрасте — это другое дело.
Но если старик получил раны, а кто-то считает, что его нужно откинуть в конец очереди… Да пошли вы к чёрту! Пока Мечников на дежурстве, такой несправедливости не будет.
И, подумав об этом, я влил колоссальное количество магии в ноги своего пациента. Колдовство получило чёткий приказ — восстановить омертвевшую ткань. На моих глазах мышцы и прочие элементы опорно-двигательного аппарата начали восстанавливаться.
Старик застонал. Я понимал, как ему больно. Понимал, с каким трудом даётся это восстановление. Ведь наращивание новых тканей — это тоже весьма неприятный процесс.
Скорее всего, он и до этого находился без сознания из-за болевого шока. Но бактерии в его ранах размножиться ещё не успели. Разве что…
В верхней половине тела. Пока ноги восстанавливались, я ударил обратным витком по рукам и торсу, чтобы прикончить все микроорганизмы, которые успели забраться в открытые раны.
— Сынок… — прошептал Марфа. — Старик мой… Аким… Он не умрёт? Пожалуйста, скажи, что он не умрёт… Пожалуйста! Мы же без него никуда!
— Успокойся, матушка, — прошептал я. — Сосредоточьтесь на дыхании, как я и просил. Всё будет в порядке с вашим Акимом. Я не пожалею сил — вытащу его. Клянусь вам.
На глазах Марфы скопились слёзы, но она меня послушалась. Лишь благодарно кивнула, но больше ничего не сказала.
Я был уверен на сто процентов, что Аким будет жить. На стопах уже красовались свежие мышцы, а к приезду в госпиталь там появится и кожа. Ведь я, чёрт подери, потратил почти всю свою магию. Осталось едва ли десять процентов.
Тогда-то я перешёл к судье Устинову — единственному пациенту, который всё это время находился в сознании. И то — лишь потому, что я вовремя обезболил его руку и поломанные ноги. И тогда у меня возник серьёзный вопрос.
Раз Константин Викторович загорелся, значит, он предал Рокотова. Либо же Леонид решил избавиться от судьи по другой причине. Но почему? Зачем бандиту это понадобилось? Ведь, как я понял, ранее Устинов оправдывал всех преступников. Сначала по приказам Кособокова, а теперь по желаниям Рокотова.