Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
Шрифт:
Эмигрантская газета «Русский голос» писала: «Наконец на эстраде появился сам Маяковский. Сильный, большой, здоровый. Трудно описать, что произошло в публике. Посыпались несмолкаемые аплодисменты. Маяковский пытался заговорить. Но аплодисменты не прекращались. Поднялись со своих мест. Стучали об пол…».
Маяковский выходит на сцену, снимает пиджак, закатывает рукава рубашки и закуривает папиросу… Выступления, как правило, проходили в форме «разговора-концерта» (так было написано в афише) и состояли из двух отделений: первое — лекция-доклад о современной поэзии «Как я работаю над стихом» или «Моё отношение к Пушкину и Есенину», «Негритянский
В аудитории № 1 Политехнического музея при аншлаге проходил диспут В. Маяковского с его «любимым» оппонентом «блистательным Анатолием» (А. В. Луначарским) на тему «Поэзия — обрабатывающая промышленность». Нарком — выпускник Цюрихского университета, известный литературный критик и драматург — считался одним из лучших полемистов своего времени. Его публичные религиозные споры с Александром Введенским — лидером и идеологом обновленческого раскола в Русской Православной церкви, а также, по общему мнению, одним из лучших столичных ораторов, — тоже проходили в бывшем Императорском Мариинском театре при полном аншлаге, а материалы самой дискуссии были изданы А. В. Луначарским в виде отдельной брошюры «Христианство или коммунизм. Диспут с митрополитом [183] А. Введенским».
183
А. И. Введенский был протоиереем.
Споры были действительно жаркими, и в определённой мере характеризовали отношение общества к, как казалось ещё вчера, незыблемому институту православной церкви. Сам себя назначивший митрополитом Введенский позволял себе глубокие, на первый взгляд, пассажи типа: «Из того, что Шейдеманы, Эберты и Носке не поняли Маркса, следует ли, что идея Маркса неверна? Нет. Из того, что идея Христа унижалась по близорукости, благодаря тем близоруким, так сказать, очкам, которые надевали маленькие ученики Христа, что в истории церкви как в кривом зеркале исказилось это непонимание, следует ли говорить, что подлинное христианство с точки зрения правды есть учение отжившее? Я полагаю, что христианство, правильно понятое, не есть учение отжившее, но есть то учение, которым дышит сейчас, вот в эту минуту, вся аудитория. Это не парадокс. Христианство близко всем, как воздух» (Луначарский А. В. Христианство или коммунизм. ГИЗ. Л., 1926).
А. Веденский в патриаршем облачении на фоне собственной коллекции произведений искусства. Фото из журнала «LIFE»
Так что совсем не удивительно, что такие баталии на религиозные темы пользовались особой популярностью у зрителей. Особенно когда от имени богоборцев, помимо народного комиссара, с трибун выступали и известный адвокат Шпицберг, и старые революционеры Скворцов-Степанов, Емельян Ярославский (Миней Губельман), и многие другие.
В 1929 году, когда период «великого перелома» только начинался, власти пытаются активно привлекать В. Маяковского для участия в этой широко развёрнутой атеистической кампании. Поэт вместе с А. М. Горьким, Н. И. Бухариным, А. В. Луначарским выступал на II съезде Союза безбожников, на котором вместе со всеми делегатами поддержал идею об отказе от «заигрывания» с церковью.
Опыт якобинцев, в период Великой французской революции объявивших войну католицизму, грабивших церкви, уничтожавших священные предметы и проводивших карнавалы вместо церковных служб (если Бог есть, то почему он нас не наказывает?), оказался как никогда востребован коммунистами.
Стихи Маяковского «Когда голод грыз прошлое лето, что делала власть Советов?» и «Когда мы побеждали голодное лихо, что делал патриарх Тихон?» выглядят как иллюстрации к приговорам ревтрибуналов. Они были написаны 20 марта 1923 года по партийному поручению, а затем сразу же были напечатаны в «Бюллетене Пресс-бюро Агитпропа ЦК РКП», а уже через несколько дней — во всех центральных газетах:
Тихон патриарх, прикрывши пузо рясой, звонил в колоколаВсё это откровенная и, по всей видимости, хорошо оплаченная неправда, тем более что подобного отношения к себе Патриарх Тихон [184] никак не заслуживал.
Патриарх Московский и всея России Тихон. 1 ноября 1981 года Архирейским собором РПЦЗ канонизирован в лике исповедников
Когда в начале 1923 года Патриарха перевели из Донского монастыря в тюрьму ГПУ на Лубянке, где его регулярно допрашивали Тучков и Агранов. Обращение с главой церкви, по его собственным словам, «не было особенно крутым»: всё-таки его содержали в одиночной камере и даже готовили ему постную пищу (ничего скоромного он просто не ел). После тридцати восьми дней тюремного заключения Святейший снова был переведён в Донской монастырь под домашний арест. 16 марта 1923 года Я. Агранов предъявил Патриарху Тихону постановление, в котором тот обвинялся в публичных призывах к свержению советской власти и возбуждении масс к «сопротивлению законным постановлениям правительства». Старший майор госбезопасности убеждал его, что можно значительно улучшить отношение властей к церкви, если пойти на определенные уступки и признать вину перед народом.
184
Патриарх Московский и всея Руси Тихон (в миру Василий Иванович Беллавин) 1 ноября 1981 года Архиерейским собором РПЦЗ канонизирован в лике исповедников, 9 октября 1989 года прославлен Архиерейским собором РПЦ.
16 июня 1923 года глава РПЦ обратился в Верховный суд с заявлением: «Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 году, анафематствование в том же году власти и, наконец, воззвание против Декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году. Все мои антисоветские действия, за немногими неточностями, изложены в обвинительном заключении Верховного суда. Признавая правильность решения суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих поступках против государственного строя и прошу Верховный суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному суду, что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархически-белогвардейской контрреволюции». В московских газетах сохранилось описание того, как москвичи встречали своего Патриарха у ворот тюрьмы. Одна из них писала: «Многотысячная толпа задолго залила всю площадь около тюрьмы. Вдали стоял экипаж. Большой отряд чекистов по обе стороны толпы образовал коридор от ворот тюрьмы к экипажу. После долгого ожидания раскрылись ворота и показался Патриарх. Длинные всклокоченные седые волосы, спутанная борода, глубоко впавшие глаза на осунувшемся лице, ветхая солдатская шинель, надетая на голое тело. Патриарх был бос… Потрясённая многотысячная толпа, как один человек, опустилась на колени и пала ниц… Медленно шёл Патриарх к экипажу, обеими руками благословляя толпу, и слёзы катились по его измученному лицу». Сам святитель Тихон, когда ему задавали вопрос о покаянии перед безбожной властью, отвечал: «Пусть погибнет имя моё в истории, только бы Церкви была польза».
Священнослужители — участники процесса об изъятии церковных ценностей. 1922 г. Фото В. К. Буллы
После изучения общественных настроений Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение отказаться от заранее спланированного публичного процесса над главой церкви, решив сосредоточиться на идеологических методах борьбы с «опиумом для народа».
31 июля в большом зале Консерватории состоялся очередной диспут на тему: «Раскаяние Тихона — кто такое Тихон: патриарх или самозванец — за кем пойдёт народ: за Тихоном или за обновленцами и собором». Мероприятие организовано петербургским антрепренёром, который пригласил для участия в качестве содокладчика (от обновленцев) Александра Введенского, епископов Серафима (Чичагова), Илариона (Троицкого) и архиепископа Крутицкого от Московской Патриархии.