Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Громкие браво заглушили дальнейшую речь маркиза. Князь подошел к Катарине и поклонился ей.
– Спазиано, прав, мое дитя! сказал он. – Вы так достойно носите мою фамилию, что я был бы неправ, если бы лишил ее вас. Сохраните же ее… И желаю вам доброго успеха, милая Гибриэлли.
Окончив свою речь, князь любезно поцеловал руку молодой девушки.
И таким то образом Катарина Гарбарино стала Габриэлли…
В эту минуту мы вступаем в тот период жизни Габриэлли, – в период продолжавшийся тридцать три года? – который дал нам право поместить ее в среде героинь этого сочинения.
И
Одной летней ночью, разговаривая у окна с Джинтой, соперницей Габриэлли по сцене, некто спросил у ней, сколько было любовников у последней?
– Сочтете ли вы звезды?.. немедленно ответила Джинта.
Габриэлли была странного сорта куртизанка. Нет, когда мы говорим, – странного, мы ошибаемся. Были, есть и будут всегда подобные женщины.
Потому, что они составили себе ремесло из подобного занятия и нельзя быть уверенным, что это ремесло им не приятно.
Выражаясь, по возможности ясно о Габриэлли , так как предмет несколько скабрезен, мы скажем, что она никогда не любила, не потому чтобы у ней не было души, а потому, что ей не доставало чувства.
Она была создана из мрамора и осталась мраморной всю жизнь. Тщетно множество Пигмалионов молили богов оживить ее боги были глухи!.. Они не посылали огня этой совершенной Галатее…
Первым ее любовником был Гаэтан Гваданьи, первый тенор луккского театра. Гваданьи был красив, молод, умен и любезен; все женщины спорили об обладании им. Габриэлли лестно было видеть его у своих ног. И самолюбие и любопытство советовали ей она сдалась…
Но едва стала она ему принадлежать, как почувствовала со-жаление. В этом то заключалось то счастье, которое так восхвалял ей Гваданьи, обещая ей, что она будет вкушать сладости… Гваданьи солгал ей! Увлекая ее, он советовался только с своим эгоизмом!..
Глухое отвращение заступило у Габриэлли место симпатия, которую вначале внушал ей Гваданьи. Между тем, он обожал ее и окружал нежным вниманием. Напрасный труд!.. Чем более он оказывал ей нежности и привязанности, тем грубее она обращалась с ним.
За одно слово, за один жест, она обертывалась к нему спиной, и запиралась на замок в своей комнате, крича ему: «Пойдите вон! я вас ненавижу!»
В эти минуты на помощь Гваданьи являлась Анита. Естественно, что Габриэлли привезла в Лукку свою младшую сестру. Одна только Анита одевала ее в театр Анита выбирала материю для ее костюмов, покупала духи для ее туалета; Анита же занималась хозяйством и т. д.
И та же Анита мирила Гваданьи и Катарину, когда они ссорились. Вам может показаться странным, что Анита исполняла подобные обязанности; но перенеситесь в эту эпоху, уясните себе театральные правы Италии, и вы увидите, что все это было вполне обыкновенно. Габриэлли сделала свою младшую сестру доверенной наперстницей и ей казалось совершенно естественно посвящать ее в тайны алькова.
Ей первой сказала она в тот день, когда решилась уступить желанием Гваданьи:
– Гаэтано любит меня… я думаю, что и я люблю его. Сегодня вечером он будет ужинать с нами…
С нами! Да; Анита присутствовала
Она отдалась этой миссии с необыкновенным рвением. Когда Гваданьи, весь бледный, прибегал к ней и говорил: «Нита! Катарина бранит меня!.. она меня гонит!.. Нита! у меня только одна надежда на тебя!..» Она, печально глядя на бедного любовника, вздыхая, нежно отвечала ему: «Хорошо. Не отчаивайтесь… Я поговорю с Катариной. Приходите позже…»
И когда Гваданьи возвращался, он находил свою любовницу если не более любящей, то более нежной… Какие аргументы употребила Анита, чтоб совершить это превращение, чтоб убедить Габриэлли , что с ее стороны жестоко гнать искренно любящего человека? Мы не знаем; но судя по характеру кантатрисы, мы полагаем, что как будто повинуясь любви, она уступала дружбе, и Гваданьи нечего было радоваться этим скоропроходящим триумфам.
Но все проходит, – даже власть любимого существа, даже терпение верного любовника. По возвращении с репетиции между Габриэлли и Гаэтаном произошел спор по самому ничтожному поводу, – по поводу отмены зеленого платья, которое Габриэлли предполагала надеть на следующее представление и которое, по словам Гваданьи, вовсе не шло к ней.
Ничтожный по своему источнику этот спор превратился в ссору. Против своего обыкновения Гаэтано не уступал, основываясь на том, что он защищал свое убеждение в интересах любовницы.
– В моем ли интересе или нет – мне все равно! резко вскричала Габриэлли . – Я надену это платье, потому что оно мне нравится.
– Вы не наденете его!
– Кто помешает мне в этом?
– Я.
– Вы? каким образом?
– Разорвав его.
– Разорвав!.. ха! ха! Вы будете разрывать мои платья?… вы?…
– Да. Скорее разорву, чем позволю вам быть дурной!..
– Дурной?… Э! если вы находите меня, милостивый государь, дурной, то к чему делать вид, будто меня обожаете, – меня, которая вас не любит, которая никогда не любила вас, которой скучно с вами, которой вы надоедаете вашими несносными нежностями!..
– Катарина!..
– Молчите!.. Это продолжается уже пятнадцать месяцев… пятнадцать месяцев вы делаете меня несчастной…
– Ах!..
– Да, несчастней!.. Объявляю вам, если вы не перестанете меня мучить, если вы не прекратите ваших посещений… В Италии есть законы, – я обращусь к ним, чтобы освободиться от вас.
Гваданьи побледнел. Ему угрожали полицией, как вору. Его гордость, как артиста, возмутилась.
– Вы не будете иметь нужды в сбирах, чтоб избавиться от меня, сказал он. – Прощайте! Даю вам слово, что сегодня в последний раз я переступил порог вашего дома.
– Тем лучше. Прощайте!..
Гваданьи удалился. И хоть он страдал, но свято сохранил свое обещание: он не возвращался к Габриели. А опечалил ли ее этот разрыв? Нет. Она развеселилась.
Но ее младшая сестра, Анита, горько плакала. О чем плакала она? Кто это знает!