Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Вдруг в дверь постучались. Кто мог быть так поздно? Вероятно больная мать прислала за ней одну из своих горничных.
– Кто там? – спросила она.
– Отвори. Это я! – произнес глухой голос.
То был голос Цезаря, ее брата. Не одеваясь, Лукреция отворила дверь. Цезарь вошел. Она хотела зажечь свечи.
– Бесполезно! – оказал он, удерживая ее за руку.– Нам не нужно огня, чтоб поговорить.
– Как хочешь, – ответила она.
Он бросился на диван, стоявший напротив постели, она села с ним рядом. Наступило молчание, в продолжение
Удивленная этим молчанием, Лукреция, смеясь спросила:
– Что ты, Цезарь, хочешь мне сказать?
– Не смейся!..
– А! я не должна смеяться!.. С тобой случилось какое-нибудь несчастье?…
– Со мной? нет!
– С кем-нибудь из братьев?
Цезарь сделал презрительное движение.
– Я смеюсь над нашими братьями! – возразил он.– Я люблю только одно существо во всем мире: тебя Лукреция!..
– О! А мать, а отца?…
– Я их люблю не так, как тебя. За тебя я отдам всю свою кровь, я продам душу!.. Знай, что я за тебя сделал, я убил человека.
– Боже!
– Ты не увидишь больше Никола Альбергети, как не видишь Марселя Кандиано!
– А, так это ты убил Кандиано?
– Я!
– За что?
– Я тебе сказал: за то, что люблю тебя!.. Потому что я так люблю тебя, что не хочу, не хочу, чтоб был у тебя любовник…
– А! а!.. Теперь я предупреждена. Не иметь любовника… А буду ли по крайней мере, я иметь позволение выйти замуж.
– Ты еще слишком молода, чтоб идти замуж.
– И мужа не иметь! Но знаешь ли, Цезарь, твоя братская привязанность слишком жестока!..
– Я не брат тебе!..
– Кто же ты?…
– Кто я?… Примирись с этим неведением, Лукреция!.. Кто я, чем я хочу быть для тебя, ты уже давно подозреваешь это. Хочешь ли, чтоб убедить тебя совершенно я убью еще несколько глупцов, которые станут между нами? Хорошо! Я убью. Но в ожидании, я люблю, люблю, люблю тебя, Лукреция!.. Я люблю тебя, и ради тебя я играл своей жизнью… Потому что я не умертвил Альбергети… Я убил его в честной битве… Если бы он убил меня, поплакала ли бы ты обо мне?… Любишь ли ты меня?… Лукреция!.. Моя Лукреция!..
И он сжал ее трепещущую в своих объятиях. Трепещущую не от радости, а от ужаса. Правда, она давно замечала, что-то чудовищное в чувствах Цезаря. Быть может, она даже угадала убийцу Марселя Кандиано.
Между тем, как ни было развращено ее воображение, – Лукреции было только семнадцать лет. За отсутствуем души, плоть возмущалась в ней от первого дерзкого действия…
При блеске молнии она смотрела на своего брата… Цезарь Борджио был красив, очень красив!.. Он был прекрасен, а Лукреция должна была быть Лукрецией…
Цезарь Борджиа. Портрет работы Альтобелло Мелон
Однако
– Нет! ступай! Если б узнали, что ты у меня в этот час!.. ступай!..
– Кого же ты боишься?…
– Тебя! Ты безумен!.. Говоришь о любви, когда только что убил человека!..
– Ты жалеешь этого человека?…
– Э! нет!.. но… – Раздался глухой удар грома. – Слышишь? – проговорила она. – Это голос оскорбляемого тобой Бога!..
Цезарь насмешливо покачал головой.
– Я слышу шум, производимый электричеством, и ничего больше, ответил он.
– Наконец, я хочу спать… я заболею… Эта гроза пугает меня… Умоляю тебя, Цезарь, удались!..
– После того, как ты одаришь меня поцелуем. – Она приблизилась к нему и остановилась…
Снова раздался стук в двери и в тоже время послышался голос:
– Отвори, Лукреция! Это я, Франциск.
– Франциск! – спросил Цезарь, хмуря брови. – Что тебе нужно?…
Она зажгла свечу, накинула первую попавшуюся под руки одежду и отворила дверь.
Франциск был годом старше Цезаря, которому было девятнадцать лет. Черты лица его были не так правильны, как у его младшего брата, но за то выражение было нежнее и приятнее. Но в эту минуту он совсем не улыбался.
Он вошел, не выразив ни малейшего изумления при виде брата, поклонился сестре, потом обращаясь к Лукреции, сказал с холодной усмешкой:
– Теперь, моя малютка, если ты хочешь успокоиться, тебе никто не будет мешать. Ступай в постель и поспи.
Цезарь встал бледный и приблизился к Франциску;
– А! а! – воскликнул он. – Ты нас подслушивал!
– Я не подслушивал, – спокойно возразил Франциск; – я наблюдал за тобой!..
– То есть ты слушал у дверей?…
– Да. И я должен сознаться, что не раскаиваюсь в моем любопытстве. Мне довелось услыхать очень странные вещи!..
– Франциск!..
– Цезарь!..
Братья с угрожающим видом стояли друг против друга.
Лукреция бросилась между ними.
– Полноте! вскричала она. – Уж не хотите ли вы сейчас драться? Право эта гроза действует раздражительно на нервы. Если тебе хотелось послушать наш разговор с Цезарем, тем – лучше для тебя! Ты будешь меньше удивлен завтра, когда услышишь о смерти Альбергети. Цезарь не хочет, чтобы у меня были любовники. Ты, быть может, тоже не хочешь?… Поспорим, что ты не хочешь?… Ну, у меня их не будет… Клянусь вам!.. Теперь прощайте! Ступайте спать, и чтоб вам не было завидно, – нате!..
Движением быстрее мысли, наклонившись поочередно к обоим братьям, Лукреция дала им по жаркому поцелую, затем, толкнув их к двери, она добавила:
– До завтра!
Они хотели говорить.
– Ни слова или я рассержусь, – докончила она, красноречиво пожимая обоим руки. – Я люблю только вас… Я хочу любить только вас… Я никого не буду больше любить… Довольны вы? Прощайте!
Заперев дверь и закрыв окно, Лукреция легла и улыбаясь шептала: «А! и тот тоже»!
Он тоже!.. Кто он? Что тоже!