Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Если б вместо того, чтобы грезить с открытыми глазами, в своих покоях в Фарнезино, о той минуте когда он соединится с Маргаритой, Рафаэль при помощи какого-нибудь доброго волшебника, перенесся в эту ночь в комнату дочери булочника, то если бы только что родившаяся любовь и не уничтожилась окончательно, она, но крайней мере, очень уменьшилась бы.
В полночь, когда ее отец и его работники занимались печением хлебов, Маргарита находилась с мужчиной в своей комнате.
Правда, это был ее будущий муж, Томасо
Что прикажете делать! Вследствие различных причин свадьба Томаса и Маргариты была отсрочена на год, и чтобы несколько успокоить свое нетерпенье обрученные брали задаток у настоящего на счет будущего.
А Форнарина, – о лукавица! – отрицательно покачала головой, когда Рафаэль спросил у ней, любит ли она своего жениха!..
Но быть может, мы не в праве обвинять ее во лжи?… Если она любила его быть может это было в прошедшем, или он не любил ее более?…
Нам легко будет удостовериться в этом, если мы перенесемся на место свиданья двух любовников.
Томасо оставлял свою лошадь в соседней гостиннице, потом перескакивал через стену в сад, где дожидалась его Форнарина.
Оттуда рука с рукой они входили на цыпочках по маленькой лестнице в комнату, которую следовало бы назвать брачной.
Так бывало каждую ночь в течение целого месяца: так же было и в эту ночь…
И так, они были вместе, в комнате с тщательно запертой дверью, освещаемой дрожащим светом одинокой лампы.
Но как ни был слаб этот свет, его было достаточно, чтобы заставить блистать ожерелье на шее Форнарины, которое жених ее не заметил в сумраке сада.
– Что это значит? вскричал он, – ожерелье!
Быть может молодая девушка предвидела и приготовила этот эффект потому что осталась спокойной.
– Ну, да, ответила она, – ожерелье… И я полагаю, недурное ожерелье?…
– Прекрасное! возразил Томасо, рассматривая вблизи драгоценность. – А кто тебе подарил его?…
– Сеньор Рафаель Санти, живописец его святейшества Папы, который работает в настоящее время в Трастеверино, во дворце сеньора Чиджи.
– А!.. А за что же подарил он его тебе?
– Чтобы я согласилась служить моделью для его картин.
– И ты согласилась?
– Ты глуп!.. Так как я приняла ожерелье!..
– А твой отец позволил?
– Он позволил за пятьдесят золотых экю, которые дал ему сеньор Рафаэль.
– Пятьдесят золотых экю твоему отцу!.. Тебе царское ожерелье!.. Сеньор Рафаэль великодушен!.. Он, кажется, находит тебя красивой!..
– Разве он ошибается?
– Нет… но…
– Что но?…
– Но ты моя невеста, моя жена, Маргарита!.. Если я воспротивлюсь тому, чтобы ты служила моделью?…
Голос Томасо мало-помалу изменялся, лицо покрылось смертельной бледностью… Сейчас только изумленный
Форнарина без смущения вынесла эту угрозу и возразила тем же бесстрастным голосом:
– Если ты воспротивишься этому, я опечалюсь, но все-таки я поставлю на своем…
Молодой человек схватил свою любовницу за руку и в страшной ярости прошипел:
– Так я более не жених твой? Ты отказываешься от меня?
– Кто говорит такое? Я выйду за тебя замуж… позже… Теперь мне представляется случай обогатиться; я им пользуюсь.
– Обогатиться?.. Изменница!.. Став любовницей сеньора Рафаэля, разумеется?… Этот живописец развратник, вся Италия знает это – он содержит куртизанок. Ты тоже хочешь сделаться куртизанкой?…
– Сказать по совести, – да! Если, как честная женщина, я буду вынуждена переносить то, что переношу сейчас. Ты мне раздавишь руку…
Форнарина произнесла эти слова, не изменяя своей флегмы; кроме почти неприметного сжатия бровей, ничто в ее чертах не выражало ее страдания; но когда Томасо отпустил ее белую полную ручку, он мог заметить на ней синеватые следы своих пальцев.
Он ощутил стыд и сожаление и упал на колени.
– О, прости, прости, Маргарита!.. пробормотал он с рыданьем.
– Я прощаю тебя с условием, сказала она.
– Каким?
– До нового приказания ты останешься в Альбано.
Бедный юноша сделал жест безнадежности.
– Ах! Ты… ты, рыдал он, – ты хочешь стать любовницей сеньора Рафаэля! Ты хочешь оставить этот дом!
– Я хочу того, чего хочу; но ты должен выбрать одно из двух: или никогда не видеть меня, противясь мне, иди увидаться иа днях, подчинившись.
– Но то, что ты требуешь, ужасно, Маргарита! Я все таки твой жених и в качестве жениха имею право…
– Жениться на мне против моей воли?… Ха! ха!.. ха!.. Я тебя не боюсь!.. Да, я не боюсь, что ты насильно поведешь меня к алтарю, хотя ты очень силен…
Форнарина с горькой усмешкой смотрела на свою посиневшую руку.
– А когда призовешь ты меня? – спросил Томасо после некоторого молчания.
– Я ничего не знаю. Быть может скоро, быть может, поздно…
– Но клянешься ли ты, что рано ли, поздно ли – это будет?
– Клянусь.
– И тогда выйдешь за меня замуж?
Усмешка Маргариты стала иронической.
– Если ты захочешь, – да! – сказала она.
Томасо встал.
– Хорошо, – сказал он. – Я согласен, но также с условием…
– Каким?
– Ты повторишь мне эту самую клятву в церкви Санта-Марии-дель Пополо.
– Охотно. Пойдем.
Молодая девушка направилась к дверям.
– О! еще рано! – возразил Томасо, удерживая ее. – У нас есть еще четыре часа ночи… для последнего раза, Маргарита, которые я проведу с тобою…