Жнец и Воробей

Уивер Бринн

В одно мгновение я вскакиваю на ноги, хватаюсь за канаты и ныряю под них. Её крик все ещё звучит у меня в ушах, заставляя кровь кипеть. Но я не успеваю. Билл задевает её гипс, и она издает душераздирающий крик.

— Отвали от нее нахуй, — рычу я, отталкивая Билла двумя руками. Он врезается в какого-то парня. Пока приходит в себя и поворачивается ко мне, я встаю между ним и Роуз.

Билл почти не замечает мужчин, с которыми только что дрался. Его друзья прибегают на помощь и отталкивают их. Но Билл не обращает на них внимания. Смотрит на меня и ухмыляется.

—

Не лезь не в своё дело, братан. Не хочу портить твое смазливое личико.

Я мог бы остановиться. Разрядить ситуацию. Списать все на несчастный случай. Возможно, так оно и было.

Но потом он смотрит на Роуз.

Пялится на нее, хищно ухмыляясь. И мне даже не нужно оборачиваться, я чувствую её страх, боль и ярость за своей спиной. Я забываю, кто передо мной. Забываю о том, каким человеком я должен быть.

Мой первый удар врезается в скулу Билла. Второй — в висок. Я вижу в его глазах удивление. Оно тут же сменяется яростью. Он замахивается в мою сторону, но я уклоняюсь и бью по ребрам. Билл хрипит от боли. Кулаками бью его в бровь. Звук разрывающейся плоти не должен приносить облегчение.

Но приносит.

Билл не сдается, кровь течет ему на глаза. Я пропускаю удар в щеку, от которого мир вокруг меня вибрирует и темнеет. Но я остаюсь на ногах и отвечаю ещё сильнее. Моя кровь кипит. Мышцы напряжены. Наношу удар за ударом. Даже не вижу лица, которое превращаю в кровавое месиво. Я вижу Роуз, лежащую на полу, её прекрасное лицо, искаженное болью, и как она крепко сжимала свою сломанную ногу. Слезы в её глазах. Её стон. Я хочу разорвать его на части за то, что он причинил ей боль. Хочу наказать его. Наказать себя. Я не должен был поворачиваться к ней спиной. Надо было спровадить её отсюда.

Это я виноват.

Что-то ломается внутри. Вырывается зверь. Я рычу и вкладываю всю свою ярость в правый хук, который попадает ему в челюсть. Его голова отлетает в сторону, он падает на пол без сознания.

На мгновение в амбаре наступает полная тишина. Люди вокруг меня смотрят на Билла, лежащего на полу. Затем они смотрят на меня. На человека, который должен быть врачом для них. На меня в запятнанном белом халате, покрытом алыми брызгами. Мой стетоскоп валяется у ног. И потом, так же внезапно, как наступила зловещая тишина, она взрывается аплодисментами, люди поднимают свои стаканы, кричат и подпрыгивают. Они хлопают меня по плечам и скандируют «Доктор, доктор, доктор». Но даже сквозь шум толпы я слышу только ее. Единственную, кто называет меня по имени.

— Фионн.

Я разворачиваюсь и, отталкивая нескольких людей, пробираюсь к столу, где Роуз пытается удержать равновесие, опираясь на один костыль, другой затерялся где-то в толпе. Прежде чем соображаю, что творю, заключаю её лицо в свои ладони. Мои костяшки, разбитые в кровь, не сочетаются с её безупречной кожей. Она чертовски красивая. Щеки красные, губы приоткрыты, ресницы мокрые от слез. Большим пальцем вытираю слезу, и она закрывает глаза.

— Меня просто сбили

с ног. Все хорошо, — шепчет она. Не понимаю, как я могу слышать её сквозь шум вокруг. Но слышу. Она сжимает моё запястье свободной рукой. — А ты?

Боже, я так хочу поцеловать её. Хочу почувствовать тепло её губ. А она захочет? Растает в моих объятиях? Или напряжение, которое я чувствую между нами, прорвется и высвободит что-то дикое внутри нее? Внутри меня?

Я наклоняюсь чуть ближе. Её глаза смотрят в мои. Она сильнее сжимает моё запястье.

Чужая рука ложится мне на плечо, и в поле зрения появляется Том. И как по волшебству, чары рассеиваются. Я снова смотрю на Роуз. Она не отрывает взгляд.

Что ты делаешь? Она, блять, твоя пациентка.

И ты самый опасный человек здесь.

Я убираю руки.

— Похоже, у нас тут все время была своя темная лошадка, — говорит Том с усмешкой. Хлопает меня по спине и пропадает в толпе.

Несмотря на то, что Роуз скрывает эмоции, в воздухе висит напряжение. Как перед грозой.

А потом она отворачивается.

12

—

ВЫВИХ

ФИОНН

— Здесь побитая цыпочка с каким-то высоким парнем, который утверждает, что он твой брат. Он украл мой гребаный костыль, — огрызается Роуз в трубке.

Я барабаню пальцами по столу, на моем лице расплывается довольная ухмылка.

— Попроси его назвать детское прозвище.

— Говорит, чтобы ты назвал своё детское прозвище, — повторяет она. Решительное «нет», которое я слышу на заднем плане, как музыка для моих ушей.

— Отлично, — с угрозой в голосе произносит Роуз. — Тогда я воткну тебе нож в яйца.

Слышится приглушенный протест Роуэна и незнакомый умоляющий женский голос. Брат что-то бормочет, я не могу разобрать, потом тишина и взрыв смеха.

— Сказал, что его прозвище «говноед», — говорит Роуз. Мой торжествующий хохот разносится по клинике.

— Это мой брат Роуэн. Скажи ему, что я приеду примерно через пятнадцать минут, — кладу трубку, и улыбка все ещё не сходит с моего лица, когда я откладываю в сторону бумаги, запираю клинику и еду домой. Во дворе стоит незнакомая машина. Я почти чувствую энергию Роуэна ещё до того, как дохожу до двери. Когда открываю ее, брат сидит за столом с Роуз, и по моим венам разливается облегчение, когда она смотрит на меня и улыбается. Но улыбка длится всего лишь мгновение.

Брат встает со стула и направляется прямо ко мне.

— Где тебя носило, мудила?

— Работал, идиот. Нужно было закончить дела.

Роуэн крепко обнимает меня. Его руки напряжены. Я, может, и не верю в ауры, но чувствую его тревогу, как нимб, который освещает комнату. Мы отстраняемся друг от друга, он прижимается лбом ко мне, как мы делаем с самого детства, а затем отпускает меня и смотрит мне в глаза. Я никогда не видел его таким обеспокоенным. Таким… измученным. Его взгляд перемещается в гостиную, я смотрю туда же.