Жнец и Воробей
Шрифт:
Я опускаю взгляд на крошечную гвоздику, вытатуированную у меня на запястье. Мои пальцы обводят инициалы В.Р. Я не допущу, чтобы произошедшее в прошлом году повторилось. Никогда.
Посылать других людей лишить жизни, кто, возможно, плохо подготовлен к этому, не только неправильно, но и немного скучно. Я хочу прикончить такого человека, как Мэтт Крэнвелл, своими собственными руками.
По крайней мере, я так думаю.
Нет,
Да и вообще, никто же не сказал, что я сделаю это прямо сейчас. Просто заскочу и осмотрю это место. И потом, у меня есть несколько дней на подготовку до отъезда в следующий город. На следующее шоу. И опять будет следующая женщина, которая живет в страхе. Которая попросит меня о помощи завуалированными словами и обеспокоенным взглядом. Следующий мужчина, от которого нужно избавиться.
Я перекидываю ногу через байк, завожу двигатель и выезжаю с парковки на проселочную дорогу.
Вскоре останавливаюсь перед кукурузными полями и гравийной подъездной дорожкой, ведущей к небольшому фермерскому дому и хозяйственным постройкам. Я паркуюсь в зарослях на дороге, где мой байк скрыт кукурузными стеблями. Сердце колотится, когда я снимаю шлем и просто слушаю.
Ничего нет.
Не знаю, чего я ожидала. Возможно, очевидного знака. Но, похоже, ничего не происходит. Я просто стою в конце подъездной дорожки и смотрю на небольшой, но ухоженный дом, который может принадлежать кому угодно. Во дворе стоят качели. Велосипеды брошены на лужайке. Бейсбольная бита лежит рядом с грядками на огороде. Цветы в подвесных горшках, флаг, развевающийся на ветру. Настоящий американский загородный дом.
На мгновение я задумываюсь, не ошиблась ли я адресом. Или, может быть, мне померещилось все, что я видела в палатке.
Но тут я слышу крики.
Хлопает сетчатая дверь. Дети выходят из дома и бегут к своим велосипедам, садятся на них и отправляются прочь от этого хаоса босиком. Они исчезают за домом. Крики внутри продолжаются. Я не могу разобрать слов. Но ярость в голосе слышна отчетливо. Становится всё громче и громче, пока не начинает казаться, что окна вот-вот треснут. Весь дом трещит. А потом грохот, какой-то бросок. И крик.
Я уже иду к дому, даже не осознавая, что делаю. Но останавливаться уже поздно. Я снова надеваю шлем и опускаю визор. Прохожу мимо грядок с овощами и хватаю алюминиевую бейсбольную биту как раз в тот момент, когда хлопает сетчатая дверь и Мэтт выходит на крыльцо. Я замираю, но он даже не замечает меня, его внимание сосредоточено на телефоне, который он держит в руках. Он спускается по ступенькам с хмурым выражением на обветренном лице и идет к грузовику, припаркованному рядом с домом.
Крепче сжимаю биту.
Я могла бы остановиться. Нырнуть в кукурузные стебли и спрятаться. Он может обернуться
Но кое-что постоянно крутится у меня в голове. Шоу не начнется, пока ты не прыгнешь.
Так что я использую свой шанс.
Мчусь к нему. Легкими шагами. На цыпочках. Биту держу наготове. Он приближается к передней части грузовика. Его глаза всё ещё прикованы к телефону. Я приближаюсь, а он всё ещё не замечает.
Мое сердце бешено колотится. Дыхание учащается от ужаса и адреналина. Стекло в шлеме начинает запотевать.
Я делаю свой первый шаг по гравию, и Мэтт резко поворачивает голову. На втором моем шаге он роняет телефон. Я поднимаю биту. На третьем шаге бью его по голове.
Но Мэтт уже в движении.
Я бью его, но удар получается недостаточно сильным. Он пригибается и падает, и это только злит его. Силы не хватает, чтобы сбить его с ног. Поэтому я замахиваюсь снова. На этот раз он ловит биту.
— Какого хрена? — рычит он. Выхватывает биту из моих рук и обхватывает рукоять ладонями. — Ебанная сука.
Все, что ему нужно, — это мгновение неуверенности в моих ногах. Он замахивается битой так сильно, как только может. Ударяет меня по голени со всей дури.
Я падаю на землю спиной. Хватаю ртом воздух. На краткий, восхитительный миг, я не чувствую боли.
Но потом меня будто пронзает электрическим током.
Невыносимая боль поднимается от голени вверх по бедру и проходит по всему телу, пока не выливается в сдавленный всхлип. Я судорожно глотаю воздух. Сквозь шлем трудно дышать. Ощущаю только аромат раздавленных фруктов, которые вывалились из моего рюкзака, который, видимо, порвался от силы моего падения. Это жестоко. Тошнотворная сладость и ослепляющая боль.
Мужчина взмахивает битой во второй раз и попадает мне в бедро. Но я этого почти не чувствую. Боль в голени такая невыносимая, что третий удар вообще не ощутим.
Я вижу глаза Мэтта Крэнвелла сквозь визор своего шлема. Всего лишь мгновение. Но этого достаточно, чтобы увидеть его решимость. Злобу. И холодный трепет от убийства. Вся вселенная замедляется, когда он поднимает биту над головой. Он стоит над моей раненой ногой. Если он ещё раз ударит меня по голени, я знаю, что потеряю сознание. И потом он убьет меня.
Моя рука скользит по гравию. Ногти впиваются в грязь. Я набираю горсть земли и камней, и как раз в тот момент, когда он собирается ударить, швыряю в лицо Мэтту Крэнвеллу.
Он сгибается пополам с разочарованным криком, опуская биту, чтобы смахнуть землю с глаз. Я хватаю биту, но он проворный, берет её обратно, несмотря на слезящиеся глаза. Я пинаю его по руке здоровой ногой, и бита отлетает в кукурузное поле. Прежде чем он успевает опомниться, я бью его ногой в колено, и он падает на землю.