Жрец Хаоса. Книга III
Шрифт:
Я всматривался в растущее раздражение принца и думал, как бы ему сообщить об увиденном.
— Ваше Высочество, я не просто так спрашиваю. Вспомните, где вы находились до этого, и не слышали ли вы некое пение?
Из ауры принца по кляксе пытались бить языки пламени, но столь небольшие, будто он старательно сдерживался. Защита рода начала работать?
— Юр-ра… — зарычал он, пытаясь привести себя и меня в чувство. — Я молился в родовой крипте, просил помощи у отца на будущее правление.
— И как? Он вам ответил? — поинтересовался я, наблюдая за поведением ауры принца и кляксой.
— Ответил… Он
— Как бы не так, Ваше Высочество… вас не благословили, а прокляли.
Глава 17
Принц молчал, но в его глазах отражалось то бешеное пламя злости, то ледяной холод презрения. И лишь изредка там мелькал вполне знакомый, осмысленный взгляд. Как будто всё внутри принца сопротивлялось здравомыслию. Молчание затягивалось, а я продолжал наблюдать за поведением его ауры, ведь самым странным было именно оно.
Возможно, у принца была некая родовая защита, но сейчас языки пламени, бьющие из его ауры, пытались подступиться к проклятию. Не слизывали и не обжигали его, а будто нежно поглаживали. И из того, что я видел, странная клякса алого цвета… как будто бы подпитывалась от его магических сил. И мне очень не нравилось такое положение вещей.
Я судорожно пытался сопоставить действия увиденного проклятия с тем, что я видел у бабушки, и с тем, что я видел в процессе трапез орденских астральных сущностей: мошки у Савельева, баклан у Олега Ольгердовича.
И как бы мне ни хотелось обвинить во всём Орден, но это проклятие действовало совсем иначе. Пока принц сжимал и разжимал кулаки, пытаясь успокоиться, я снова обходил его по кругу. Хотелось попросить собственную Пустоту принюхаться и присмотреться к этому проклятию, чтобы она смогла мне подсказать: сможем ли мы с ней как-то сладить или же нет. Но мои хождения вокруг принца дали весьма неожиданный результат.
— Значит так, Юра. Я сейчас мысленно просчитал до ста, прежде чем начать говорить. Ты не представляешь, насколько сильно моё желание отправить тебя в отставку… но при этом часть моего разума в какой-то мере верит тебе, — со вздохом ответил Андрей Алексеевич. — Моя усталость и вспышки раздражения не могли появиться после одного простейшего приёма, пусть и весьма насыщенного по количеству приглашённых гостей. А потому отследить за последние несколько часов, кто мог навесить на меня проклятие такого рода, чтобы при этом никто не заметил, — та ещё задача. Только из-за этого я не отбрасываю высказанные тобой предположения. Однако же… каким бы ни было моё нынешнее состояние, сегодня в полночь, после завершения приёма, должно произойти кое-что, что сожжёт это проклятие напрочь. Поэтому ни тебе, ни мне не стоит беспокоиться — даже если оно есть.
Я бы, конечно, не был столь оптимистичен, но все свои мысли по этому поводу оставил при себе.
— У вас будет нечто вроде стихийной инициации… повторной? Думаете, ваш огонь выжжет всё на вас навешенное? — я задал вопрос, уже догадываясь об ответе на него.
И всё же поведение этой самой кляксы мне не нравилось. Она всё так же слизывала пламя с ауры, будто бы захватывая по сантиметру доступное ей пространство.
— Что-то вроде того, — кивнул принц и потянулся за своим мундиром.
—
Кажется, последние мои слова заставили принца задуматься. Он нахмурился и принялся расхаживать передо мной в замкнутом пространстве, словно генерал перед войском на параде: три шага вправо — резкий разворот, шесть шагов влево — резкий разворот, шесть шагов вправо — резкий разворот… И, словно маятник, принц продолжал выполнять своё движение.
Я наблюдал за поведением принца ровно до того момента, пока Маура не обратилась ко мне по связи.
— Я сейчас тут такой разговор подслушала. Тебе не понравится, да и принцу, думаю, тоже.
— Какой именно? — тут же спросил я у Мурки.
— Смотри! — и Мауриция открыла своё сознание, передавая мне поток образов.
Императрицу пригласил на танец некий благостный старец в золотой рясе, с посохом и бородищей, едва ли не волочившейся по полу. Во время танца он что-то втолковывал императрице, отчего она едва смогла совладать с собственным выражением лица, однако после танца Мария Фёдоровна уединилась со старичком в одном из заготовленных переговорных кабинетов.
— Зовут дедугана Астерий или Асторий… Как-то так. Очень шумно было, я едва расслышала.
— Я надеюсь, дорогая, ты смогла приблизиться к ним?
— Смогла, но там стояло такое защитное поле, что при всём желании я едва-едва услышала какие-то обрывки фраз, и те не на русском.
Я выругался. Бедная химера и так рисковала, подслушивая императрицу, но требовать от неё знание иностранных языков было бы наглостью.
Выдержав паузу Мауриция победно добавила:
— Но на наше счастье Лизу начали обучать родному языку матери, а вместе с ней на уроках сидела и я. Так что некоторые слова смогла узнать.
— Мауриция, ты — прелесть! — выдохнул я с облегчением. — Что это были за слова?
— Дочь, жених, выбор, клятва, смерть, новая императрица, — перечислила химера. — Увы, это всё.
— И как на это всё отреагировала императрица, когда вышла?
— Злилась страшно. Изморозь даже до бального зала добралась, никакие артефакты не спасли. Но гости решили, что это таким образом шампанское охладили для гостей. Мне едва подушечки лап не отморозило. А после, когда вернулась на бал, подозвала к себе змеиную гувернантку и приказала глаз не спускать с принцессы, оберегая пуще зеницы ока.