Зима близко
Шрифт:
— Там, в кресле, — уныло сказал Николка, показав себе за спину. — Завалились между подушкой и подлокотником.
— Это Ахриянова часы! — воскликнул Разумовский. — Он их искал… Да как ты прознал, что они там лежат?!
— А мне почём знать? Оно ж всё будто зовёт меня. Так и поёт в голове: «Иди сюда, Николка, возьми меня! К тебе хочу!» — особенно ежели трости.
— Ну-ка держи, — протянул я Николке амулет, определяющий Силу. Тот, с которым мы вычислили Степана в Обрадово.
Николка взял его, сжал. Ничего не произошло.
— Не охотник, — покачал я головой и забрал амулет. —
— На каторге их надо держать, — проворчал Разумовский.
— А я о чём говорю?
— Не губите! — тут же грохнулся на колени Николка. — Нельзя мне на каторгу, у меня здоровье слабое! Дозвольте к доброму графу вернуться! Пока я на птичнике работал, ничего такого и в мыслях не держал, и искушений не знал!
Разумовский, ворча, забрал у Николки часы. Мы вновь посмотрели на голограмму и увидели, что Ван дер Ваальс так-таки достукался.
Дерево, до которого он домотался со своей тростью, отъехало в сторону, и Министр, даже не дождавшись окончания процесса, пошёл вниз, в образовавшийся тоннель. Из тоннеля лился наружу тревожный красный свет. Ступени уводили в лютую глубину. И яблочко, что характерно, дальше следить за Министром не стало. Изображение зарябило и потухло.
— Вопрос на засыпку, — проворчал я. — Куда этот сукин сын мог упереться, что даже мой распрекрасный Знак не сумел за ним последовать?
— Полагаю, ответ может быть лишь один, — отозвался побледневший Разумовский, — и тебе он известен так же, как мне.
Ответ был и вправду известен. Потусторонний, мать его, мир. Тот самый, где черти уже спят и видят, как бы разобрать меня на микроэлементы. А сейчас там до кучи нарисуется Министр и доложит, что всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает. После чего, надо полагать, мне придётся ждать сюрпризов.
Глава 22
— Так… — Я в задумчивости почесал нос. — Значит, вот что мы сейчас будем делать…
— В розыск эту скотину объявлю! — рыкнул Разумовский. — Всю полицию поставим на уши!
— Ну и на кой-ляд нам стоящая на ушах полиция?
— Эм… Не понимаю.
— Вот и я не понимаю. Во-первых, человек (будем называть это так), за которым мы охотимся, обладает нечеловеческой силой, амулетами и вообще всесторонне развитая сволочь. У вас настолько переполнены ряды МВД, что вы хотите послать их на убой?
— Н-да, согласен, это я поспешил… Разумеется, тут — дело охотников. Они должны…
— Охотники если кому чего и должны — всем прощают. Ты можешь только с главами орденов поговорить. Валяй, начинай. Перед тобой глава Ордена Истинного Меча.
Разумовский посмотрел на меня как-то диковато и сказал:
— Я хочу, чтобы ты всех своих людей поднял искать Ван дер Ваальса.
— Да, конечно, не вопрос. Уже третьи сутки ищут.
Взгляд Разумовского сделался опасным.
— Что это ещё за шутки?!
— А как ты себе представляешь вот это вот «искать Ван дер Ваальса»? — рявкнул я в ответ. — Ломануть толпой в потусторонний мир? Найти это дерево? Есть идеи, в каком оно хотя бы городе? Может, мы уверены, что оно хотя бы в России?
— Что ты предлагаешь? — Разумовский буквально заставил себя успокоиться.
— Прекратить совершать предсказуемые истерические поступки и подумать, что мы имеем. Первое: Министр как-то чухнул, что он под колпаком. Это говорит нам о том, что он очень осторожен, хотя не очень умён.
— Почему? Откуда такой вывод насчёт ума?
— Элементарно, Ватсон. Умный человек не пойдёт на дело, взяв с собой трость, по которой его можно опознать. А если уж всё-таки пошёл и потерял там эту трость — тогда немедленно, в ту же секунду надо разворачиваться и бежать, бросив всё. Потому что когда тебя вычислят — это уже просто вопрос времени. Министр таких выводов не сделал, стало быть, не самый умный персонаж. С другой стороны, как только мы к нему вновь подобрались, он это почуял и свинтил.
— Быть может, он умён, но слишком самонадеян? Горд до безумия?
— А какая разница? Ты можешь быть хоть Леонардо да Винчи, но если позволяешь, чтобы твоими поступками вместо ума управляла гордыня — значит, ты тупой. Если «Феррари» едет со скоростью сорок километров в час, мигая аварийкой, не стоит рассматривать её, как гоночную машину… Ладно, последнее забудь, считай, что я ничего не говорил.
— Эм…
— Второе, — продолжал я. — Очевидно, что Министр отправился в потусторонний мир докладывать обстановку. Жаловаться и/или просить подмоги. Это значит, что ад может вот-вот нанести удар. И удар не просто по чему-нибудь, а вполне конкретный. Они ударят либо по мне, либо по вам. По вам — на мой взгляд, было бы продуктивнее. Дворец. Власть. Верхушка… Собери здесь на беседу всех глав орденов — и дополнительно облегчи задачу этой твари. Одним махом охотничьи ордена будут обезглавлены. А дальше — всё. Решительный бросок тварей из Пекла на расслабившихся по ноябрьскому делу охотников. Прорыв Заслона. Все в панике, организации никакой, и один за другим города превращаются в руины. А в Петербурге бесчинствуют черти. Тебе с чёртом биться приходилось?
— Нет.
— А у меня опыт был. Работали полусотней. Мало не показалось. Представить, каково это, когда их — сто или тысяча…
Разумовский покачал головой.
— Нет, это невозможно. Есть ведь законы! Да, иной раз черти проникают в наш мир, бывает. Но масштабное нашествие… На это они не решатся.
— Почему? Только потому, что раньше так никогда не было?
Разумовский молчал и сопел. Я кивнул — мол, правильно сопишь, так и продолжай.
— Так что нам делать? — спросил, просопевшись, Разумовский.
Молодец он, всё-таки. Соображает быстро.
— Готовиться. Сообщить охотникам, чтобы завязывали бухать и ждали.
— Ждали чего?
— Ждали всего! Зима близко. Своих местных я сам предупрежу. А ты — займись другими орденами, только не собирай их в одном месте! Используй гонцов. И озаботься охраной дворца.
— А что будешь делать ты?
— Действовать, что же ещё. Если что, на связи. Твой Знак у моих ворот не трону. — Я протянул Разумовскому руку.
Тот крепко её пожал. Заглянул мне в глаза.