Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его

Смирнов Владимир

Сотня собралась так быстро, словно только и ждала приказа.

А может быть и ждала.

— Думаешь, успеем за неделю? — спросил Тихомир глядя на удаляющихся воинов.

Мечислав хмыкнул.

— Крепость построить? Нет, конечно. Не знаю я как с гор камень везти. Да где каменотёсов взять, да как тут отстроиться, чтобы орду отбить. От отряда отобьёмся, может быть, даже три-четыре атаки встретим. Но силы будут расти, степняки рассвирепеют.

— Так бросай всё и беги, куда глаза глядят.

Мечислав покосился на

воеводу, не шутит ли? Нет, не шутит, спорит в помощь, помогает найти выход.

— Нет. Чую — есть решение. Носом чую, да глазом не вижу. Пока что не вижу. А людей всё одно занять надо.

— Это верно, — Тихомир присел на колоду, растёр колени. — Человеку в работе о беде думать некогда.

— Как бы степняки раньше не нагрянули. Двести шагов брода частоколом перекрыть — без сна работать надо.

— Знаешь, что, князь…

— Не зови меня князем. Какой я, к Змею, князь?

— Самый настоящий. Если и сомневался в тебе, то теперь вижу. Слушай старика. Дай мне человек тридцать лучников, погоняем отряды по Степи. Глядишь, сдержим недельку. А может и больше. Их лошади выносливее, да наши — быстрее.

Мечислав подумал, цикнул, покачал головой, наконец, кивнул.

— Бери Заслона. Он парень не особенно горячий.

— Ясное дело — лучникам выдержка ой, как нужна. На тебя конница несётся, а ты перед ней — как на ладони.

— Вот-вот. Только в бой не лезьте. Ущипнули — отскочили.

— И домой напрямик не будем возвращаться, — рассмеялся воевода. — Чтобы вашу задумку раньше времени не раскрыть.

Князь смутился, махнул рукой:

— Кого я учу? Прости, Стоян.

— Тихомир. Стоян — пахарь. Четвертак меня тогда обидеть хотел. Это кто там?

Мечислав оглянулся на дорогу от Глинища.

— А это наш волхв несётся на Звёздочке. Выгнали, что ли…

— Ладно, я поехал.

— Погоди, дождёмся. Может, совет нужен.

Шагах в ста Вторак осадил лошадь, перевёл на шаг. Видно, скакал долго, даёт остыть. Мечислав посмотрел на удаляющуюся сотню, на мужиков, что уже принялись калечить дальний лес, копать ямы для частокола. Далеко, версты две, но осенний воздух настолько чист, что работников видно, как на картинке.

— Мудро, — крикнул волхв ещё издалека. — Это единственный брод?

Как он умудряется прочитать весь замысел с одного взгляда?

— Да. По обеим сторонам глубина большая. Пловцов расстреляем.

— Мудро, повторил Вторак. — Только я бы частокол не на берегу, а в дно вколотил. Во-первых — оно мягче. Во-вторых — брёвна не высохнут, попробуй — подожги. А в-третьих — степняки на сушу не выйдут. Вода холодает, нам лишняя помощь.

— Видишь, князь? Волхв сам кому хошь совет даст. Поскакал я, мужичкам передам.

Вторак добавил:

— И троих самых быстрых сюда пришли на посылки.

Вот тебе и князь — этого не учёл, о том — позабыл. Прав Твердимир: победа состоит из мелочей.

— Нам нет надобности в посыльных.

Мы сейчас туда сами скачем.

— Не скачем. То есть, если у Тихомира дела… в общем, князь, ты нужен тут. Да мужичков пару сотен надо.

Тихомир нахмурился, не видал ещё, чтобы Вторак так командовал.

— Чего задумал?

— Вот, — Вторак достал из седельной сумки свёрток, развернул. Глазам предстал красный камень, только уж больно ровный. — У нас, в Раджине, это называется «иинт». А у вас, как вижу, даже печи цельной глины. Я ещё удивился: почему гончарный город — деревянный?

— Что это?

— Осторожно, ещё горячий. Бери в тряпице.

Мечислав взял странный каменный брусок, ощутил тепло.

— Камень?

— Глина. Обожжённая. Будь ты чуть внимательнее, увидел бы — из этого весь Озёрск построен. Гончаров ваших хинаец даже фарфару научил, а секрет кирпица не раскрыл. Забыл, наверное.

— Так зачем нам это?

— А у тебя тут я смотрю горного камня — на целый Меттлерштадт! Тихомир, ты хоть понял?

— Понял, волхв. Ещё как понял. Когда гончары сюда приедут?

— Дня два-три. Сейчас уголь грузят, инструмент собирают. Езжай на реку, снимай оттуда человек двести-триста, надо ямы для обжига копать, глину и песок заготавливать. В общем, работы — непочатый край.

***

Вторак втолковывал Овчине об устройстве обжигной печи. Тот всё не мог сообразить, для чего такие сложности.

— Да зачем нам это? Сложил ивовый шалаш, обмазал глиной, просушил, да спалил ивняк. Зачем ещё бруски ваши обожжённые? Потом из них ведь ещё строить надо?

— Надо, — терпеливо повторил волхв. — Очень надо. Потому что тогда твоя печь больший жар примет. Ты в ней тогда хоть каменный уголь жечь сможешь. А твои черепки? Одно слово — горшок глиняный.

— Да зачем мне каменным то топить? — не унимался мужик, — угореть что ли?

— Тебе пар кости ломит? Или леса не жалко? В общем, у нас из этого целые города строят, а хинайцы так и вовсе стеной от Степи отгородились. В Озёрске его кирпицом кличут. Только у вас не знают, как из этого дома строить. Так что у себя можешь хоть очаг каменный как в Меттлерштадте поставить. А для защиты Бродов мне нужны настоящие печи, ясно?

Мужик закряхтел, не много ли себе этот волхв позволяет.

— Через князя. Прикажет князь, я тебе этих… кирпицов хоть до неба наобжигаю.

— Князь прикажет, — раздался голос Мечислава. — Ступай. Делай, как он говорит.

Мужик плюнул на земляной пол, вышел из избы.

— Не народ, а стадо ишаков, — в сердцах буркнул Вторак. — Стараешься как лучше, а они заладили себе о предках. Да мои предки этими брусками дороги выкладывали!

Мечислав подошёл к корыту, попросил полить на руки.

— И что? Колёсами не билось?

— Смотря, каким жаром обожжёшь.

Князь стянул рубаху, наклонился. Вторак набрал второй кувшин.