Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
Сжечь частокол степняки на этот раз даже не пытались. Как говорил Тихомир, взялись за простую цель — равнинные Броды. Попробовали один раз взять Башню нахрапом, да отозвали воинов, увидев караванную охрану в бою.
Змеева Башня словно ждала. Полукруглая дверь не заперта, изнутри тёплое дуновение. Заходи, князь, самое время поговорить. Опёршись о косяк кувшином, чуть не расколотив его о железную петлю для замка, Мечислав прошёл внутрь.
Чем только не пахнет в Змеевой Башне. Какие только товары не везут торговцы
— Мало бил, понятно? — раздался в глубине голос Тихомира. — Жалел щенков.
Долгое молчание сменилось шарканьем, грохотом глиняного кувшина о стол, шуршанием обёртки, бульканьем.
— Будь я чуть строже, ни за что они друг на дружку не кинулись бы.
— Откуда тебе знать, Тихомир? — ответил ровный голос Змеева сотника. — Тверда жаль, но ведь он сам на чужие мечи пошёл, верно? Не смерти ли он искал?
Воевода грубо перебил:
— После предательства?! Да после предательства я бы сам не то, что на мечи, я бы Змею в пасть пошёл!!! Мало я их драл, понимаешь? Спроси Мечислава!
Змеев сотник ответил сухим смешком:
— А ты сам его спроси. Проходи, Мечислав. Не стой в тени.
Князь вышел на свет, оглядел комнату, двинулся к заставленному кувшинами столу. Тихомир наливал новую кружку. Терпкий запах выдал озёрское красное. Двубор сидел по другую сторону стола — лицом к входу. Правая рука подпирала висок, левая перебирала медные монеты.
— Нюх у тебя, что ли собачий?
— Сопишь, словно выпь. Да и перегар знатный.
Мечислав нахмурился, но жест сотника к мечу за спиной, удержал от драки.
— Не кипятись, князь. Помни — я только учусь понимать ваше племя. Если чем обидел — извини.
— Знай меру шуткам, — сказал после паузы Тихомир. — Не все ко времени. Проходи, Меч. Давай погрустим.
Тихомир ничем не отличался от трезвого. Разве, движения чуть медленнее, да глаза блестят. Голос всё такой же ровный, даже не смотря на количество пустых сосудов. Мечислав поставил свой кувшин на стол, уселся к собеседникам треугольником, обратил внимание, что получилось, как бы во главе стола, хмыкнул. Взял пустую кружку, не спеша налил вина из открытого кувшина, отхлебнул.
— Скажи, сотник. Это ты стоял на стене, когда меня гнали из Кряжича?
— Стоял. Мне казалось, ты разглядел.
— А твой… этот… Отец, да?.. сказал, что это он меня с братом рассорил. Так?
— Нет, не так. Не ссорить он тебя собирался, а отправить сюда — на границу. Согласись ты сразу — всё могло быть иначе. Помнишь пир? Я же тебе ещё тогда предложил.
— Предложил, помню. Времени у вас не было, тоже помню. Теперь вижу — спешили вы.
— Спешили, князь. И теперь могу сказать — не зря спешили. Брата твоего жаль, но не быть мне сотником, если кто желал его смерти. А то, что произошло вчера — твоя драка. И твоя победа.
— Нет,
Тихомир, переглядывающий за собеседниками, хлопнул ладонью по столу, притопнул для убедительности, прокашлялся, выигрывая время и добиваясь полной тишины. Ещё и помолчал, собираясь с мыслями.
— Значит так, Мечислав. Твоя это победа. Ругался я с тобой о недоделанном проломе, а ведь он нас спас. Не пришло бы мне в голову на реке лёд поджечь, а в проломе — льда налить. Не моя это наука, не мой росчерк. Твой.
— Не говори ерунды, воевода. Вся победа — Втораку с его кирпицами. Да твердовцам с решающим ударом.
— Да. Кирпици помогли. И если бы твердовцы не пришли — быть нам битыми, но ты оборону из самой природы собрал, понимаешь? За одну ночь!
— Понимаю, как ты Броды напоказ строил. А я — пролом напоказ оставил. Так в чём разница между нами?
Тихомир молчал долго, глядя в голубые глаза князя. И проговорил почти шёпотом, раздельно:
— А в том, что я — твой учитель, не распознал твоего замысла, понимаешь?
Мечислав посмотрел в бледное лицо Двубора, вернул взгляд воеводе.
— Тихомир. Что с тобой? Да вспомни, если уж на то пошло — строить город на границе велел Гром!
Воевода хмыкнул, встал из-за стола. Теперь стало видно, насколько он пьян.
— Да. Строить город на границе велел Гром. Строить стену на равнине — я. Оставить пролом в стене — ты. А теперь, — толстый палец указал на сотника, — спроси Двубора — где должен был стоять город?
Неужели? Неужели бывает так, что каждую хитрость можно увеличить — уменьшив? Разве так бывает?
— Здесь, на холме?
Двубор развёл ладони:
— На холме, Мечислав. Отец собирался строить город здесь, Тихомир прав. Ты оставил степнякам единственную щёлочку, в которую они и ломились. И этим спас всех. Даже тех, кто погиб.
— А это как?
Воевода налил в кружки, передал одну Мечиславу, жестом заставил встать.
— А так. Они погибли не зря. И теперь, могу сказать — моя наука закончена. Ты меня превзошёл. Как скажешь: вернуться мне к своей школе, или остаться с тобой тенью, воеводой?
Мысли метались молотами. Как же так? Ещё и учитель бросит? Это что же? И только Улька останется? Это значит — она следующая? Ни за что!
— Значит так! Воевода, подбери сопли и пей, пока разрешаю! Два дня пей, ясно? На третий день мне подробно сведенья от лазутчиков! Все перемещения степняков, куда скачут, чего хочут!
Бледный палец Змеева сотника поднялся к потолку. Мечислав, только осознавший свою власть, изумлённо взглянул на Двубора.
— Сведенья со степей тебе дадут наши караванщики.
Как так? Ведь они же никогда… левая рука Двубора поднялась, пальцы всё так же медленно перебирали медные монеты. Мечислав присмотрелся к монетам. Нагрудные бляхи! Шесть штук.