Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
— А пусть кто попробует рот раскрыть. А и что тебе сроки? Тебе ребёночка али княжича надо? Али от княгини ребёночек — не княжич?
— Как же я? Вот так? Это князьям под подол положено.
— А я затем к тебе и пришла, деточка. Вот тебе травка. Всыпь в квас, к кому пожелаешь.
Милана взяла мешочек, лёгенький какой.
— Как же оно действует.
Старуха хихикнула, прикрыла рот, прижалась поближе:
— А действует он так: вечером у твоего любого, страсти на всю ночь будет. Утром он всё забудет, да сторониться начнёт. Так сторониться, что второй раз ты его
— А это правда?
— Что не помнят? Правда.
— Нет, что тяга.
— Откуда мне знать, — вздохнула старуха, — я же не пробовала, я — пользовала.
Тихо две женщины хихикали над словами мамки.
Первым порошок отведал теремский охранник. Милана хотела проверить — правду ли мамка про память говорит? Проснулся он с больной головой на лавке в сенях, чуть не замёрз, а почему место своё оставил, объяснить так и не смог. Получил плетей за пьянство и снова встал в охрану. Видя Милану, едва заметно отшатывался, только в глазах какая-то тоска появилась. Оценив порошок по достоинству, Милана уже ни в чём себя не сдерживала — всю зиму и часть весны, на беременное время каждую ночь у неё был новый муж — проверенный, женатый, с детьми.
Это добавило жемчуга в золочёную клетку. Прадед всё допытывался, почему из Миланы Желанной она превратилась в Милану Вожделенную.
— Как же так, дедушка, кто говорит? — скромно потупив глаза и склонив голову, спрашивала Милана.
— Город говорит. Смотри у меня, если это Яга со своими шутками…
Кордонец погрозил пальцем, развернулся и вышел из комнатки, громко хлопнув дверью. Многомужняя Милана остро посмотрела вслед, зло рассмеялась и смеялась ещё долго, пока не заплакала.
Нет у неё детей. Нет, и не будет. Не понесла.
Вот оно, несчастье, княгиня Милана Вожделенная.
По весне в комнатку пришла мамка, вся чёрная, потерянная, даже воду расплескала, споткнувшись о порог. Милана на неё смотрела удивлённо, та лишь поставила медный таз на лавку, села на постель, уронила руки меж колен и уставилась в одну точку. Милана потрясла её за плечо, но та — словно из глины — не откликалась. Наконец, очнулась, осмотрелась, глянула на княгиню, будто из сна.
— Дура я, дура, деточка. Надо было раньше тебе сказать.
— Что сказать, мамочка? — насторожилась Милана.
— Вначале зимы дед ко мне приходил. Говорил, не пытайся, карга старая, только хуже сделаешь.
— Какой дед? Твой? Во сне?
— Я и сама не знаю. Нет, не мой. Колдун, наверное. Не травник — точно. Вся одёжа серой провоняла. Алхимик, наверное. Старый совсем.
Глаза Миланы расширились: это, каким же должен быть человек, если Баба Яга его старым называет?
— И что дед, от чего остерегал?
— От порошка. Говорил, есть только одно средство. А я дура… ведь думала, как лучше, понимаешь?
— Так что он о порошке говорил? — зелёные глаза девушки начали гореть огнём. Старуха поглядела в них, отшатнулась в испуге,
— Как отмолить не знаю, как прощения у богов выпросить — ума не приложу. Уж смерть близка, а столько всего наворотила.
Милана встала перед старухой, затрясла, словно тряпичную куклу, закричала, не таясь:
— Говори, ведьма. Говори, какое средство! Говори, пока я тебя сама к богам не отправила в это окошко! Ну?!
Мамка, кажется, пришла в себя и тихим голосом заговорила.
— Старик тот страницу оставил от хинайского трактата, а я — пока перевела… ну, не было этого в моей книге, не было!
— Ну!
— Порошок тот — только для утех плотских. Детишек от него не бывает. А примечание то в моей книге потерялось.
— Так что он тебе сказал, дура!
— От Мечислава ты понесёшь. Только от него. И только своим решением.
— Что?!
— Только так род Кордонеца сохранишь. Другого способа нет. Два раза тебе боги давали, два раза ты от них отворачивалась.
— Как — два, старая ведьма?! Один!
— Дед сказал, на Пескарке боги тебе второго дали, да ты его вытравила. А теперь всё будет только так. Или никак.
— Что за дед? Велю найти!
— Не знаю. Седой, нос крючком, старый как… как гора. Смуглый, почти чёрный. И зрачки — как у кошки.
— Ах ты, дрянь мстительная! Пригодилась тебе наука потомство кордонецево травить, значит?!
Блиц
Светлицу ей отвели просторную на самом верху кордонецкого терема. Чтобы не утруждала себя хождениям по лестницам, девки выносили судна, парни таскали воду в стоящую в углу бочку. Для прогулок сделали небольшой балкончик. Будущая мамаша ни в чём не должна нуждаться. Но она нуждалась. Нуждалась в том, что могла дать только мамка-ключница. А мамка-ключница не знала, как дать Милане то, что она просит и не попасть под гнев Кордонеца.
— Подумай о ребёночке. Живой же, трепыхается, а ты его, словно котёнка топить. Одумайся, милая!
— Нет мне с ним жизни, мамка. Меня как кобылу Четвертаку на случку отправили, а теперь самого князя к Змею гнать надумали! Помоги, мамка, прошу.
— «Помоги»! Тебе Кордонец ничего не сделает, ты у него — единственная надежда наследника родить. А меня кто защитит? А если прознает он?
— Не прознает, мамушка, не прознает! — Милана встала перед бабкой на колени, обняла ноги. В глазах защипало, каштановые волосы рассыпались по плечам. — Ты только дай мне тот пузырёк, которым девок от четвертаковых забав кормишь, а я уж сама всё устрою, никто и не прознает.
— Больно срок велик, милая. Опасно тебе такое делать. Можешь ведь и не выдержать.
— Выдержу, мамка. Ты только дай. Ну, подумаешь, родится недоношенным, мало у нас в городе, что ли недоношенных рождается?
— Да как же ты всё обставишь, чтобы он на меня не подумал?
— Обставлю, сама всё сделаю, только помоги.
Спрятав заветную вещицу, Милана тайком спустилась вниз, спряталась в сенях, смотрела в щёлку на мамку, что при входе в терем нос к носу столкнулась с Кордонецом. Вот ещё, чего не хватало!