Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
— Справимся, боярин. У нас кроме Змеевых наёмников ещё озёрские сабельщики. Всего тысячи две с половиной. А вы помочь не хотите?
Вырвибок посуровел, покачал головой.
— Нельзя. Мы будем беречь Кряжич от мести. Надо четвертаковскую охрану вымести, не допустить бунта. Знали бы вы, сколько у нас грязи развелось. Стыдно сказать — колодниками торгуем. В общем, как с Четвертаком разделаетесь — милости просим. Праздник устроим, встретим как самых дорогих гостей.
— А что же ты в Блотин с войском зашёл?
Боярин
— Чтобы Четвертак не вздумал в ярости по городу ударить. Свои же, родня, как же бросать-то? Вот разобьёте самозванца, и я домой вернусь.
— Свои, родня, да? — начал было Мечислав, но брат его остановил.
— Погоди, не кипятись. Вырвибок, как тебе теперь доверять? Как?
— Очень просто. Можете не доверять. Но часть работы за вас я уже сделал.
— Это какую часть?
— Блотин присоединяется к Змеевым землям. На полгода. Твой волхв рассказал о предложении амиру Озёрска, Рипей согласен попробовать. Согласен, Рипей?
Князь Блотина всё время разговора сидел тихо, водил бровями, словно меттлерштадкая механическая игрушка.
— Согласен, зови сотника. Нам хлеб нужен, ячмень, пенька. Змей меня задери, нам всё нужно. Если караванщики помогут, весь мир наполнится нашей сталью.
— Что же ты раньше в Змеевы земли не вступал?
— Так до этого они только силой к себе брали! Отца вашего выгнали. А, — Рипей махнул рукой, — чего там.
— Четвертак нас обманул, — начал оправдываться Вырвибок. — Он говорил, будто Миродар дорожные подати себе оставить решил.
— Вот оно что? — вмешался Мечислав. — Я слышал обрывок разговора. Отец хотел подать на дороги пустить. Дороги у нас для Змеевых караванов не то, что Меттлерштадские. Рубеж переходишь, сразу отличие видно. Даже сейчас.
— Сейчас мы подать на всех бояр делим. Кто в дороги вкладывает, кто в сундуки. Змеевы люди ворчат. Вот и решили…
— Когда же ты, Рипей, решился в союз вступить?
— Не догадываешься?
— После Озёрска?
— Да. Если можно по договору, почему нельзя самому запроситься? Как Вырвибок пришёл, я сразу об этом разговор завёл. Мне только нужно было с вами войны избежать. А оказывается, вот как оно всё сложилось.
В углу застонало. Вторак поднялся на лавке, взялся за голову.
— Сложилось. Само. И нет никакого Змея. Вырвибок с севера Блотин к Змеевым землям присоединил, вы с юга войско для убедительности вели. Это оно само так.
— Спи-спи, отдыхай, Вторак. — Тверд повернулся к Рипею. — Что ж твои люди так его избили-то, а?
— Чего? Это он со стражей вчера напился браги и сам на кулак полез!
— Брага, надо сказать, дрянь, — угрюмо пробормотал волхв. — Голова раскалывается. Дайте что ли квасу.
Доннер
С Рипеем не виделись чуть больше полугода, а кажется, будто, круглую дюжину. Обнялись, расцеловались. Мечислав
— Отвлекаете силы. Ров надо.
Мечислав хмыкнул, махнул безвольно, ответил на срединном, подивив Эба знанием языка.
— Обер Эб, я почти две недели без сознания провалялся. Не уследил.
— Змей тебя… — скривился Рипей, — надо было спешить. Это же из-за меня тебя так.
— Нет, это в набеге на Степь. В обороне кряжинцы помогли.
— Чего?!
— Ёрш, подойди.
Вдвоём худо-бедно рассказали о битве. Как Тверд решил, будто бывших наёмников не бывает и, несмотря на запрет, двинулся на подмогу. Как в последний миг братья дрались спиной к спине. О смерти Твердимира, князя Кряжинского. О похоронах.
Рипей слушал, смотрел на культю Ерша, хмурился, размышлял. Рассказ закончился, а тот всё стоял, думал. Наконец, подобрал слова.
— Стало быть, долги уплачены. Где велишь людей разместить, Бродский?
— Где хочешь. — Язык едва шевелился, словно у пьяного. — На этом берегу всё наше. Хочешь — в поле, хочешь — в лесу.
— Надо барраки, — встрял обер, — прибыло много людей.
— Много — это хорошо. Значит, есть кому строить. У меня озёрские сами себе избу собрали. Едва к морозам успели, а сейчас — весна. Возьмёшься за инженерию, обер? Оцени рукотворный камень, а? Меттлерштадт на живом булыжнике стоит, а тут — бери землю из-под ног, обжигай, строй.
Эб сначала вспылил, что его наёмникам придётся самим себе строить место для постоя, но, присмотрелся к стенам, близоруко сощурился, почесал бородку, побежал смотреть.
— Рипей, ты, небось, тоже не понял? — хмыкнул Ёрш. — Мне в бою не до кирпица было, а теперь он уже и вовсе не в диковинку.
Блотинский непонимающе оглянулся.
— О чём вы?
— Иди, приглядись, крот слепой! — хохотнул Мечислав.
— Унмёглихь! — раздалось от стены. Обер гладил пальцами кладку, попытался сколоть кусочек рукоятью кинжала, повернулся к Мечиславу и в восторге развёл руки. — Унмёглихь!
Мечислав, передразнивая, развёл руки, рассмеялся. Что значит — «невозможно»? Возможно! Необходимо!
— Мёглихь! Мусс зайн!
На Рипея и вовсе было больно смотреть. Больно от смеха — голова гудела не преставая. Обиженным ребёнком смотрел Блотинский на стену, ощупывал, держал в руках кирпици.
— Да если бы у нас такое было… мы же из рва столько глины вытащили… полгорода построить можно! Нет, мы лёгких путей не ищем! Нам давай каменюки из болота таскать. Тьфу!
— Отличная мысль, Рипей! — встрял Ёрш. — Пусть начинают ров, а глину — на кирпици! Как тебе, Мечислав?